Наука, искусство, религия

от непосредственного единства к опосредованному единению познания

Наука, религия, искусство, несмотря на огромные расстояния, разделяющие их, интуитивно воспринимаются нами как нечто целое, принадлежащее к одному уровню отношений человека к Миру — отношений не непосредственно вещественных, а опосредованно идеальных. Хотя наука, религия, искусство и разнесены по разным полюсам, мы неизбежно приходим к пониманию, что эти полюса принадлежат одному пространству, и как три точки задают в нем единую плоскость познания.

*

Прежде всего, мы можем констатировать, что и наука, и религия, и искусство — это формы не прямого, не непосредственно-физического, а духовно-интеллектуального отношения человека к Миру. Этим замечанием мы отличаем, отделяем сферу их единства от области человеческой деятельности, направленной на обеспечение его физиологического (биологического) существования — добычи пищи, защиты от природных стихий и т.д. или, если говорить о современном обществе — от производственно-экономических отношений.

Другой особенностью, объединяющей искусство, науку, религию и одновременно отделяющей их от внутренних переживаний и мыслей единичного человека, является их обязательная внешняя человеку фиксация. То есть, говоря о науке, искусстве, религии, мы имеем в виду не просто обдумывание, чувствование, созерцание мира человеком, а обязательное представление этих процессов в виде текстов, звуков, вещей. Благодаря этой внешней — проговоренной, воплощенной, овеществленной — существующей вне человека форме, наука, религия, искусство имеют не только личностную, но и общественную значимость — являются сферами социальной деятельности, которую мы называем познанием.

Общая схема познавательного процесса проста: человек что-то увидел, почувствовал, уловил – и зафиксировал это внутреннее состояние во внешней себе форме: в словах, линиях, звуках. Можно, конечно, и сам акт чувствования, видения трактовать как познание. Но такое непосредственное, внешне не проявленное индивидуальное познание не только не может быть передано другим людям, но и не всегда однозначно воссоздаваемо внутри человека. Оно не может быть отделено от чистых восприятий, чувствований, ощущений и поэтому лежит вне искусства, науки, религии. Сугубо внутреннее, непосредственное (не выявленное) индивидуальное познание предшествует им или, наоборот, может рассматриваться как частный сухой остаток, послевкусие.

Следовательно, рассматривая искусство, науку, религию как способ познания мы, прежде всего, должны иметь в виду не внутренний мимолетный акт прозрения, а процесс его внешнего закрепления, фиксации в форме, доступной для передачи другим людям. Поэтому точнее было бы говорить об искусстве, религии, науке как о формах общественного познания. Этим уточнением подчеркивается не только необходимость внешней реализации внутреннего чувствования, но и констатируется обязательная социальная значимость формы закрепления индивидуального познавательного порыва. Ни пророчество, ни поэма, ни теорема произнесенные на неведомом языке не имеют познавательной ценности, то есть не являются элементами религии, искусства, науки. И реликвия, и картина, и научный метод до общественного признания их таковыми являются лишь частными предметами, хотя и имеют форму реликвии, картины, научного метода.

Итак, мы констатировали, что наука, религия, искусство являются способами общественного познания. Или, если рассматривать их с точки зрения отдельного человека – способами фиксации индивидуального познания, средствами представления этого познания в общественно значимых формах. При этом само индивидуальное познание – это всего лишь вздох, задержка дыхания в момент прозрения, предчувствия истины, ощущения всеобщности. По своей природе все разнообразные «вздохи познания» – вызванные и ощущением всеобщности Мира как целого, и видением единства Человека и Мира, и пониманием тождественности разрозненных явлений – близки и даже, более того, неразличимы. Радость открытия, экстаз творчества, восторг причастности едины для всех – для ученого, художника, проповедника.

Различия же начинаются тогда, когда человек пытается зафиксировать момент прозрения, передать другим свое предчувствие истины. Он может взять в руки музыкальный инструмент, кисть, перо и попытаться в звуках, красках, словах запечатлеть свои ощущения. Такую сугубо личностную, субъективную форму выражения индивидуально познанной истины мы называем искусством.

Если человек ощущает внутреннюю истину, как нечто всеобщее, мировое, ему не принадлежащее, единое для множества людей, он начинает проповедовать. В отличие от художника (поэта, музыканта), верующий человек не придумывает, не изобретает новых оригинальных форм фиксации своего прозрения, а находит подкрепление, подтверждение ему в уже предзаданной системе ритуалов, символов, текстов. Религия, по сути, и является набором исторически сложившихся, строго зафиксированных форм (ритуалов), предназначенных для выражения индивидуальных познавательных актов. Унифицированность и абсолютность религии как способа познания мира, с одной стороны, отражают (констатируют) всеобщее единство самого Мира, и, с другой стороны, предлагают единый язык для выражения индивидуальных «вздохов», язык человеческого взаимопонимания.

Ученый же уверен, что проблеск истины, ощущение некоторой взаимосвязанности, тождественности различных явлений есть не только единичное отражение абсолютной всеобщности Мира (как в религиозном познании) и не только его индивидуальное, субъективное ощущение гармонии (как в искусстве), но и выражение некоторой конкретной объективной закономерности. Он пытается однозначно закрепить это понимание взаимозависимости явлений мира в виде формальной системы – научной теории. (Когда мы говорим «художник», «верующий», «ученый», то, конечно, имеем в виду разные сферы деятельности, при этом понимая, что реально все они могут воплотиться в одном человеке.)

Для терминологического однообразия все возможные формы фиксации человеческого познания (этого вздоха предчувствия истины) будем обозначать словом «высказывание». Так вот, высказывание художника (мелодия, картина и т.д.), вызванное каким-либо явлением, вернее, чувством, порожденным этим явлением – абсолютно субъективно и уникально. Пробудит ли это явление такое же чувство у других художников, никто не знает, но можно гарантировать, что их высказывания будут другими (не рассматривая, конечно, случаи плагиата или редких совпадений). Кроме того, что все высказывания художников об одном и том же явлении мира уникальны, так еще и восприятия этих высказываний другими людьми совершенно не однозначны. Именно эта мимолетность, случайность, уникальность (и со стороны творения, и со стороны восприятия) являются отличительными чертами искусства как способа познания. Оно запечатлевает Мир в мгновенности и неповторимости его явлений и индивидуальных восприятий.

Проповедник, в отличие от художника, не выражает личное отношение к миру в самостоятельных, уникальных, оригинальных высказываниях, а формулирует их в предзаданных, уже существующих терминах одной из религий. Для такой унификации религия изначально строится как некая абсолютная система, на языке которой возможно выразить любой познавательный порыв, любое чувство, предощущение истины. В отличие от искусства, в котором схожие чувства выражаются в разнообразнейших произведениях искусства, в религии – весь спектр чувств фиксируется в терминах единой формализированной схемы. Но именно эта внесиюминутность, внеиндивидуальность характеризует религию как способ познания вневременного единства Мира, его общности во всех его явлениях и нашем восприятии его.

Если высказывания художника отражают лишь его субъективное отношение к явлениям, а религиозные высказывания констатируют вневременное единство всех элементов Мира, то научные высказывания, прежде всего, формулируют отношения отдельных явлений Мира друг к другу, их некоторое относительное единство, их взаимозависимую последовательность. Высказывания в искусстве и религии абсолютно истинны. Первые – потому, что тождественны самим себе; вторые – потому, что тождественны абсолютной системе религиозных постулатов. Научные же высказывания, как выражающие относительное единство различных явлений мира, не являются абсолютно истинными. Но именно эта неабсолютность придает научным высказываниям познавательную ценность – позволяет распространять их с той или иной долей достоверности на другие явления, или, что равносильно, подводить другие явления под готовые высказывания. То есть реальным результатом (и смыслом) научного познания является не создание индивидуальных субъективных высказываний (произведений искусства) и не констатация тождества всех явлений в рамках абсолютной системы высказываний (религии), а получение, генерация новых относительных высказываний о явлениях мира в терминах конечных систем (теорий). Именно эта относительность, текучесть, преемственность науки делает ее инструментом для познания ограниченных во времени и пространстве элементов Мира.

С представленной точки зрения науку, религию, искусство можно рассматривать как закономерное расслоение, разветвление изначально единого, синкретического человеческого познания. Желание зафиксировать, закрепить, передать другим тот первобытный «вздох», то перовое, неопределенное, непосредственное понимание Мира, предчувствие истины как единства Человека и Мира неизбежно привело к появлению трех, все более удаляющихся друг от друга способов познания, трех форм его представления. То есть для отражения всей полноты индивидуального познавательного порыва человеку потребовалось три разных языка: язык всеобщей, индивидуальной и относительной истин; потребовалось три разных формы: религиозная система, произведение искусства, научная теория.

Но с другой стороны, внешне столь явно различимые, разнесенные по разным полюсам, эти три формы воплощения человеческого познания – религия, искусство, наука – всегда оставались и остаются в непосредственном единстве. И как дополняющие друг друга, дополнительные друг другу. И как реально единые в единичном сознании — та изначальная синкретическая целостность познавательного потенциала сохранилась в непосредственной неразличимости индивидуального внутреннего творческого порыва.

Человек сочиняет стихи, музыку, исследует просторы вселенной, изобретает новые устройства, верит в Будду, Аллаха, Христа… и пока он не произнес ни единого слова, пока перо не прикоснулось к листу бумаги, переполняющие его предощущение истины, чувство единения с Миром и являют собой те отзвуки архаического синкретического познания, а также прообраз будущего познания, не разделенного на способы, методы, области, сферы.

Это познание не будет религией – оно не будет ссылаться на регламентированные ритуалы, канонизированные истины, предписанные ответы, хотя в фундаменте его будет лежать вера в Единство Мира, которую невозможно исчерпать, выразить, запечатлеть ни словами, ни формулами, ни красками, ни звуками.

Это познание не будет искусством – оно не будет переполнено самостью, эгоцентричной уверенностью в истинности частного видения, но по своей сути оно будет эмоциональным, эстетическим восприятием каждого мгновения Мира, его красоты и гармонии.

Это познание не будет наукой — оно не будет приписывать каждому элементику мира свое определение, в надежде заменить реальный мир его формальной моделью, но оно будет основано, выстроено на всем рациональном знании, являющимся не только средством выживания цивилизации, но и способом ее развития.

Санкт-Петербург, июнь 2004

10 Декабрь 2006 |
Подписаться на сообщения RSS 2.0

Опубликовано в разделах: Статьи, эпистемология