Заметки рецензента и ответы автора

Я очень благодарен доктору биологических наук Александру Маркову за то, что он нашел время сделать некоторые замечания по тексту моей статьи “Прогресс и системные новации в теории эволюции“. Правда, практически все они мне показались не очень убедительными, а самое главное, противоречащими мыслям самого Александра, зафиксированным в его текстах. Мои ответы в основном и построены на сопоставление комментариев и цитат из статей рецензента.

Поскольку замечания делались прямо по тексту, то он и приводится без сокращений до того момента, до которого его дочитал рецензент.

ПРОГРЕСС И СИСТЕМНЫЕ НОВАЦИИ В ТЕОРИИ ЭВОЛЮЦИИ

Анализ, казалось бы, предельно общего вопроса о прогрессивности биологической эволюции перерос в подробный разбор соотношения системных и сугубо адаптивных изменений организмов и привел к формулированию новой концепции макроэволюции, с одной стороны, согласующейся со многими ранее необъяснимыми эмпирическими данными, с другой – не требующей пересмотра основных исходных положений современной теории эволюции (неодарвинизма).

Уже более полутораста лет биологи сначала в рамках дарвинизма, а потом и неодарвинизм (синтетической теории эволюции) не могут найти однозначный ответ на вопрос о наличии прогресса в биологической эволюции. И как во многих, десятилетиями ведущихся научных дискуссиях, проблема, безусловно упирается в неоднозначность трактовки терминов, в данном случае – понятий «прогресс» и «эволюция» (Расницын. 1971; Марков А.В.).

На уровне здравого смысла, вроде, ясно, что рыбы прогрессивнее одноклеточных организмов, а млекопитающие – земноводных. Однако, в этом вопросе, конечно, следовало бы прислушаться к мнению многих биологов, которые называют такой подход ненаучным, субъективным. Во-первых, здравый смысл не может предложить ни каких объективных критериев прогрессивности. Использование таких характеристик системы как сложность и других, столь же неоднозначных, в большей степени описательных характеристик наталкивается на законное требование указать критерии этой самой сложности. (Такие критерии предложены и используются. Например, для многоклеточных организмов очень хорошим критерием сложности считается количество типов клеток, присутствующих в организме. Есть и другие критерии, применимые в определенных рамках. Например, неплохим критерием может служить степень тканеспецифичности экспрессии генов) [Да, действительно, следует согласиться с рецензентом – сложность во многих случаях определяется вполне однозначно, хотя следует отметить, что трудно указать рациональную зависимость между сложностью и прогрессивностью. То есть из вполне очевидного тезиса, что более прогрессивные организмы сложнее никак не следует, что более сложные – прогрессивны. Хотя вообще критерий сложности в этом тексте можно было бы и не упоминать – он совершенно несущественен, поскольку под прогрессивным движением подразумевается переход на новый уровень организации, а относительно такого понимания критерий сложности всегда вторичен.]. Во-вторых, в современной теории биологической эволюции, в основе которой лежит принцип естественного отбора (селекционизм), в качестве объективного критерия «прогрессивности» преимущественно выступает приспособленность к среде. (Ошибка! Биологи прекрасно знают, что приспособленность – понятие весьма относительное, и сейчас никто не пытается измерять «прогрессивность» степенью приспособленности.) [Меня всегда радует фраза типа: «биологи знают», «ученые уверены»… При этом, если говорит биолог, то подразумевается, что речь идет только о тех биологах, которые разделяют его точку зрения. А биологи есть разные. И такие, которые мыслят только в терминах «приспособленности», и такие, которые вообще отрицают роль естественного отбора. И рецензент это прекрасно знает. Хотя соглашусь с ним – сам сделал недопустимое обобщение. Но не криминальное – не влияющее на логику и содержание текста.] И с этой точки зрения, действительно, бактерии, существующие на планете в неизменном виде уже миллиарды лет, безусловно прогрессивнее любого вымершего вида млекопитающих. А если еще обратить внимание на тот факт, что позвоночные в общей массе живого на планете занимают лишь доли процента, то и вообще можно сделать заключение, что так называемая «прогрессивная эволюция» - миф, мелкая флуктуация на фоне общей биологической стабильности.

Однако ответ на вопрос о прогрессивности эволюции не столь однозначен. Приведенное выше обоснование логической неполноты тезиса о прогрессивности эволюции ничуть не доказывает достоверность обратного заключения, что эволюция непрогрессивна. Да и вообще, как понятно из доводов сторон, проблема в большей степени терминологическая. Ответ зависит от содержания самого поставленного вопроса – от того, что понимается под терминами «эволюция» и «прогресс». Если в качестве критерия прогрессивности принять приспособленность к среде, а под эволюцией понимать процесс этого самого приспособления, то тезис об отсутствии какого-либо прогресса в эволюции, действительно, можно признать в качестве истинного вывода теории.

Но если немного оторваться от теории и напрямую обратиться к эмпирическим фактам, то возможно получить и другой ответ. Почти четыре миллиарда лет истории биосферы предстают как цепь последовательных событий: первые прокариоты – появление эукариот – формирование многоклеточных и т.д. до цветковых растений и млекопитающих. Так вот, если эту цепочку реальных событий назвать «эволюцией» (что, по сути, и делают большинство небиологов, исходя из простого здравого смысла), тогда ответ на вопрос о направленности эволюции становится очень простым, если не сказать банальным: «эволюция биосферы, понимаемая как последовательность событий в ее истории, идет от первого события, скажем, появления прокариот, до последнего сугубо биологического события – формирования вида Homo Sapiens» (а почему надо считать последним биологическим событием непременно появление вида H.sapiens, а не платяной вши, например, которая появилась позже? Или возбудителей ряда болезней, которые тоже появились позже?). [Конечно, если к историческим событиям в эволюции биосферы относить и каждый акт размножения биологических организмов, то безусловно таковы нескончаемы. Но в тексте речь идет именно о событиях, которые можно назвать прогрессивными, и сам рецензент вполне солидарен со мной, отмечая что «есть также серьезные основания полагать, что с появлением человека прекратилась прогрессивная эволюция животных и растений» (А.В.Марков, Эволюционный прогресс).] Заметьте, речь никоим образом не идет о сравнительных характеристиках, об отличии гоминид от одноклеточных (которые, в принципе, понятны и небиологу), об их приспособленности, выживаемости и т.д., и т.п. Только обычный исторический (последовательный, временной) анализ. Тут следует, правда, обратить внимание на то, что выделяются не любые события, коих происходило множество в каждое мгновение биологической истории, а значимые исторические факты, то есть события первого появления какого-либо биологического феномена – новационные события. Такой подход вполне естественен и традиционен для научного анализа. В научном описании истории человечества в качестве событийных вех, эмпирических фактов, на основе которых можно делать теоретические обобщения, также принимаются лишь новации: от первых каменных орудий, первого использования огня, появления письменности и до первого полета в космос и т.д. И при этом, конечно, в качестве исторических фактов не рассматриваются каждое использование камня в качестве орудия, каждое прикуривание или все исписанные страницы.

При таком взгляде на биологическую эволюцию – как на исторически новационное движение биосферы на протяжении миллиардов лет – проблема «прогрессивности» разрешается столь же однозначно просто, как и с позиции приспособления. Но только ответ получается противоположным: «эволюция прогрессивна по определению». Если эволюцию определить как процесс, последовательность новационных событий от появления одноклеточных до формирования человека, то эволюционный прогресс (без какой-либо оценочной характеристики) и есть это историческое движение.

Для подтверждения этой мысли следует обратиться к логическому содержанию термина «прогресс». Следует отметить, что им обозначается процесс, движение некой системы. Является ли движение прогрессивным или нет можно определить вполне рационально: если последующие состояния системы не сводимы к суперпозиции (сумме) предыдущих состояний, то следует говорить о прогрессе. К примеру, простое механическое движение не прогрессивно, так же, как химические преобразования вещества и другие процессы, изучаемые в рамках физических наук. А вот развитие живого организма до некоторого момента (по крайней мере, до полового созревания) можно определить как прогрессивное движение – каждое последующее его состояние не сводится лишь к количественному изменению параметров предыдущих состояний или к их простой сумме. При таком подходе термины «прогресс» и «развитие» синонимичны.

Из понимания прогресса как движения следует вывод, что «прогрессивность» - это исключительно характеристика состояния некой системы относительно других ее состояний. То есть по степени прогресса рационально можно сравнивать лишь два состояния системы, находящейся в прогрессивном движении, и принципиально нельзя соотносить прогрессивность как состояний неразвивающейся системы, так и состояния двух различных прогрессирующих систем.

Из такого понимания прогрессивности применительно к биологической эволюции можно сделать ряд выводов. Во-первых, следует считать некорректным сравнение прогрессивности неродственных видов. То есть, по сути, сравнение по уровню прогрессивности – это исключительно соотнесение положения точек на траектории движения системы: более поздние точки прогрессивнее ранних. Конечно, такой вывод можно сделать только при условии прогрессивности самого движения (в указанном ранее смысле). Если движение идет с утратой свойств, то оно регрессивно, и выводы тогда следует делать противоположные (значит, все-таки критерий «сложности» используется автором) [Никоем образом. Наоборот, констатация невозможности сравнения прогрессивности неродственных видов основана именно на понимании, что сложность как таковая не может являться непосредственным критерием прогрессивности. К тому же утрата и приобретение свойств – напрямую не соотносится со сложностью организма, понимаемой формально как структурная сложность.]. Посему, сторонники непрогрессивности эволюции, анализируя проблему на уровне отдельных видов, безусловно, правы – никакого общего критерия прогрессивности на этом уровне принципиально не существует. Тем более если учесть, что указание прямых родственных связей между видами, то есть этой самой прогрессивной траектории, часто затруднено.

Однако, во-вторых, если принять, что общее движение биосферы, можно рассматривать как прогрессивное, развивающееся (с чем трудно не согласиться, учитывая качественный и количественный исторический рост ее параметров), то соответственно, вполне корректно сравнивать отдельные ее состояния по степени прогрессивности. В качестве точек смены состояний на траектории движения биосферы следует рассматривать системные новации. То есть прогрессивное движение биосферы можно внешне представить как последовательность системных новаций. Но из этого никак не следует, что можно сравнивать прогрессивность самих новаций и тем более видов, их реализующих. Новации лишь фиксируют моменты перехода биосферы из одного состояния в другое (из менее прогрессивного в более прогрессивное), но сами не образуют единого самостоятельного процесса. Наглядно эту мысль можно продемонстрировать на примере любого развития: добавление каждого нового свойства, скажем, при развитии биологического организма двигает его в сторону прогресса, но это никак не значит, что это свойство прогрессивнее предыдущих. Прогрессивнее само состояние организма, как усложнившееся, накопившее свойства. Также некорректно сравнение по прогрессивности видов, реализующих конкретные системные новации. Траектории движения этих видов лишь пересекают траекторию прогрессивного движения биосферы никак не соотносясь друг с другом.

Следовательно, действительно, сравнивать прогрессивность биологических видов в общем некорректно. Допустимо это лишь при условии, если удается указать развивающуюся цепочку видов, то есть видов, последовательно приобретающих новые свойства. Однозначно прогрессивность фиксируется лишь на уровне движения биосферы как целой. Рационально это движение представляется как смена ее состояний, напрямую соотносимых с последовательностью системных новаций – понимаемых как принципиально новые, ранее не реализованные свойства биологических систем.

Следует еще раз обратить внимание, что эти рассуждения носят не сущностно-оценочный характер, а терминологический. То есть, можно или нельзя прилагательное «прогрессивная» однозначно присовокупить к слову «эволюция», в первую очередь зависит от того, что понимать под прогрессом и эволюцией, на каком уровне рассматривать эти понятия. (1) Если определить эволюцию как движение биологических видов в направлении приспособления к окружающей среде, то такая эволюция однозначно не является прогрессивной – сущность и механизм этого движения никак не зависят от исторического времени, а редкие отклонения от этого движения можно описать как несущественные флуктуации и/или свести к частному случаю адаптации. (2) Но если в качестве эволюционного принять историческое движение от одной биосферной новации к другой, то логически закономерен положительный ответ.

Речь ни в коей мере не идет об оценке истинности или неистинности какого-либо из выделенных подходов (селекционного или новационного) (по-моему, нет пока достаточных оснований противопоставлять «селекционный» и «новационный» подходы. При новационном подходе все равно ведь в основе эволюции и проогресса, как его ни понимай, лежит естественный отбор) [По-моему (да и, наверное, по всякому), каким-либо основанием делать такие заключения может является только прочтение и понимание всего текста, чего рецензент так и не сделал. Тем более, пока «прочтение» идет исключительно в русле оценки на соответствие «единственно правильной» с точки зрения рецензента концепции – селекционной. Как ни понимай… ]. к определению эволюции и ее прогрессивности. Так никому в голову не придет сравнивать истинность постулатов о непересечении или пересечении параллельных прямых в геометриях Эвклида или Лобачевского – они (геометрии) просто различны, и на основе разных исходных определений в них делаются разные выводы.

В каких же случаях следует использовать ту или иную теорию – это совершенно другая проблема. Которая, кстати, обычно решается довольно однозначно, на основании самих исходных определений (постулатов). В биологии это можно сделать так: (1) если эволюция определяется как приспособительное движение, то любые выводы, полученные из теории, построенной на основе этого постулата, могут считаться достоверными лишь при описании адаптации организмов к среде, и проблематично их использование для анализа движения биосферы как целого, как единой системы. И, наоборот, (2) на основе представления об историчности эволюции можно (и нужно) строить теорию, способную описать новационные переходы, и трудно от нее ждать прямого описания адаптации организмов. (разве эти самые новации возникают не как адаптации? Просто им «повезло», что раньше именно таких адаптаций ни у кого не было). [По определению, системные новации – это такие изменения биологического организма, которые напрямую не вызваны неким частным изменением внешней среды, и не являются адаптацией к этому изменению. Они дают общий «выигрыш», возможность приспособиться к различным нишам, и не могут быть рассмотрены, как узкое приспособление к одной частной особенности среды. Проблема не в новизне, а в принципе соотношения со средой. Да и речь, вообще не об адаптивности системных новаций шла, а о различие предметных областей селекционизма и возможной теории, призванной объяснить общее движение биосферы.] То есть перед нами стандартный вопрос выбора области применения теории и определения ее предмета, которые обычно однозначно задаются исходными постулатами.

Хотя, конечно, выделенные два подхода к описанию движения биологических систем – селективно-адаптационный и прогрессивно-новационный – далеко не равнозначны. Как уже отмечалось, (1) из констатации адаптивности эволюции логически никак не следуют возможность и необходимость реализации исторической последовательности новационных событий, ассоциируемых с прогрессивными изменениями биологических систем (вспомним аргумент, что амеба не менее, а то и более приспособлена к окружающей среде, чем слон). Но логически следует, что если в эволюции происходит развитие адаптаций, то иногда будут появляться и такие адаптации, которых раньше не бывало, то есть новации. Существование новаций логически вытекает из «адаптационистского» понимания эволюции, признанного биологами. И поэтому, вообще говоря, новационный подход можно рассматривать как избыточный, как лишнюю сущность. [Согласитесь, есть существенная разница между тезисом «из констатации адаптивности эволюции логически никак не следуют возможность и необходимость» прогрессивной эволюции и фразой «что если в эволюции происходит развитие адаптаций, то иногда будут появляться и такие адаптации, которых раньше не бывало». Потрясает логика рецензента: из развития адаптации следует развитие адаптации. Осталось только выяснить от куда взялось само это «развитие адаптации»?] (2) А из определения эволюции как новационного процесса непосредственно следует вывод об адаптивности новаций – «биоисторическими» событиями могут стать только те системные изменения организма, которые обеспечивают ему достаточное для выживания приспособление к среде. То есть перед выделенными теоретическими подходами стоят очень неравнозначные логические задачи (сильно упрощая): (1) «вывести прогрессивность из адаптации» или, наоборот, (2) «адаптацию из прогрессивности». По-моему, первое возможно, второе – нет, хотя автор думает наоборот. [Первое если и возможно, то остается на уровне этой возможности уже полтора столетия: и дарвинизм, и СТЭ при объяснении прогрессивности эволюции останавливаются на формуле – если долго приспосабливаться, то можно доприспосабливаться и до ароморфозов – типа: «будут появляться и такие адаптации, которых раньше не бывало». Однако вставая на такую позицию, прежде всего следует учитывать, что в результате адаптации образуются узкоспециализированные виды порой с признаками деградации (с утратой функций, с атрофироваными органами). Что же подразумевал рецензент под отрицанием второго пункта? Получается, что он не согласен с тезисом, что прогрессивная эволюция по определению адаптивна? Хотя, не будь она таковой ее бы и не было. ]

Во многом именно столкновение с непреодолимыми сложностями при решении первой задачи вынуждает некоторых биологов, работающих в рамках селективного подхода (дарвинизма), решать проблему прогрессивности кардинально – констатировать ее отсутствие как таковой: нет прогресса – нет проблемы. Или, признавая наличие биосферно-новационных изменений, довольствоваться утверждением, что они не противоречат теории естественного отбора: ведь прогрессивные новации безусловно адаптивны, а логически следовать (выводиться) из исходных постулатов они и не должны – по причине случайности этих изменений.

В рамках традиционного дарвинистского подхода встречаются и довольно экстравагантные решения проблемы соотношения селекции, эволюции и прогресса – эти понятия просто отождествляются: прогресс = эволюция = селекция (необходимы ссылки) [согласен, вот: «Существование новаций логически вытекает из «адаптационистского» понимания эволюции, признанного биологами.» (Рецензент, выше по тексту). Или нужны более признанные фамилии? Как из всех биологов признающих это выбрать на кого сослаться. И надо ли?]. И получается все вполне логично: (a) прогресс – это следствие эволюции, (b) любая эволюция – следствие естественного отбора, следовательно, (c) что бы ни получилось в ходе отбора – прогрессивно. Правда, при этом приходится констатировать, что прогресс (=эволюция=селекция) бывает либо прогрессивным, когда он сопровождается усложнением биологических систем, либо адаптивным, либо деградационным, когда в результате приспособления к среде происходит упрощение организмов (опять критерий сложности вводится!) [Конечно, ведь речь то идет о традиционном «сложностном» подходе – в тексте такой критерий не нужен.]. А куда денешься от этого вывода: «регрессивный прогресс» или «прогрессивный регресс» - это непосредственное следствие теоретических посылок, основанных на однозначном, прямом связывании эволюции и селекции. Тут не до здравого смысла.

А почему вообще автор не упоминает про отлично разработанную теорию прогресса А.Н.Северцова? Северцов предложил различать два основных типа прогресса: биологический и морфофизиологический. И это очень понятно и удобно, и этой теорией широко пользуются по крайней мере российские биологи-теоретики. Обсуждая тему прогресса, не обсудить взгляды Северцова по меньшей мере странно.

Ну действительно почему бы не написать о том, что «понятно и удобно» в рамках традиционной парадигмы, а то получается, что все непонятно (рецензенту), аж прямо неудобно. См. дальше…

Итак, каков же промежуточный итог этих общих рассуждений? Сам факт наличия прогресса, понимаемого как направленное историческое движение биосферы от одноклеточных организмов к цветковым растениям и млекопитающим, практически никем (за редким исключением) не отрицается (в такой формулировке и я буду отрицать. Биосфера и не думает куда-то «двигаться ОТ одноклеточных организмов». Одноклеточные и сегодня составляют основу существования биосферы. Как сказал микробиолог академик Заварзин, отстаивая свою точку зрения о том, что биосфера держится на прокариотах: «мне плевать на многоклеточных».). [Вот это шедевр академической мысли. Что ж так не понравилось рецензенту слово «движение»? Наверное следовало написать «процесс» - тогда все было бы нормально (см. у рецензента: «Под “прогрессом” … мы будем понимать процесс усложнения живых систем.» (А.В.Марков, Эволюционный прогресс). Ну, и академику Заварзину ответим словами рецензента: «и хотя простейшие и сейчас процветают, господствующими и определяющими компонентами большинства сообществ являются многоклеточные.» (А.В.Марков, Обзор «Причины прогресса»)] Постановка же как таковой «проблемы прогрессивности эволюции» связана, во-первых, с терминологической неопределенностью терминов «прогресс» и «эволюция», рассматриваемых на разных уровнях: на уровне видов или биосферы как целой. Во-вторых, с признанным подходом, трактующим все изменения биологических организмов как принципиально адаптационные (не совсем так: бывают и нейтральные изменения) [как и нейтральные замечания рецензентов, не имеющие отношения к содержанию текста.], что, безусловно, позволяет вполне адекватно описывать локальное приспособление популяций биологических организмов к изменениям среды, но влечет серьезные трудности при анализе общего исторического движения биосферы.

Если немного опуститься с уровня общих рассуждений, то нетрудно заметить, что вопрос о «прогрессивности эволюции» напрямую завязан на решение проблемы соотношения, взаимосвязанности адаптивных и системных изменений в биологических организмах. Ведь по сути о чем шла речь до сих пор? Являются ли биосферные исторические новации (однозначно выделяемые при ретроспективном взгляде) (ох не однозначно) [об однозначности «прогрессивности» нового коготка по сравнению с дополнительной парой ног можно почитать в уже упомянутом докладе А.В.Маркова Эволюционный прогресс (там длинная цитата, приводить не стану)] самостоятельными феноменами или их можно представить как одну из случайно возможных форм адаптивных приспособлений организма к среде? Большинство современных биологов, твердо стоящих на позиции синтетической теории эволюции, констатируют одинаковость механизмов возникновения и закрепления любых изменений организма («одинаковость» это слишком жестко сказано, речь идет о принципиальном единстве механизмов, отсутствии каких-то совершенно особых механизмов для крупных изменений по сравнению с мелкими, хотя это все очень относительно, и механизмов на самом деле много). [Вот и остается гадать, в чем же отличие «одинаковости механизмов» от «единства механизмов», тем более, когда эта «одинаковость» слишком сильно для обозначения отсутствия различий, «отсутствия каких-то совершенно особых механизмов». И что относительно? Единство механизмов? И при чем здесь множественность? Где-то подразумевалось наличие одного механизма?] И, естественно, что при таком подходе понятие «прогрессивность» либо вообще исключается из биологического лексикона и говорится лишь о большей или меньшей вероятности малых и значительных изменений организма; либо утверждается, что все изменения прогрессивны (можно вспомнить «регрессивный прогресс»).

Для прояснения вопроса о соотношении (1) адаптивных и (2) системных изменений биологических организмов опять следует обратится к эмпирическим данным, оставив на время в стороне привязку их к тем или иным теоретическим построениям, к каким-либо определениям эволюции, и более того, исключив из повествования сам термин «эволюция» (чтобы избежать неоднозначности суждений). Можно ли рационально отличить эти изменения в биологической истории? (1) Понятнейшими адаптивными изменениями являются, скажем, изменение окраски популяции, соответственно фону местности, удлинение шеи жирафа, превращение конечностей в ласты при переходе к водному образу жизни и т.п. (2) Столь же просто привести и список изменений, которые можно отнести к системным: многоклеточность, появления организменных систем (нервной, кровеносной, иммунной и др.), теплокровность, живорождение и т.д.

Исходя из приведенных примеров, можно указать, что основным, лежащим на поверхности, критерием, по которому сделано это интуитивно понятное (неспециалисту, но не биологу, который сразу же укажет вам на зыбкость и совершеннейшую условность этой грани) [Да уж, где биологу увидеть разницу между изменением окраски и формированием иммунной системы…] разделение изменений (новаций) на адаптивные и системные, является их отношение к среде: (1) адаптивные, имеют прямую, однозначную связь с конкретным фактором среды обитания, к которому и происходит приспособление (окраска фона, высокие деревья, вода), (2) для системных, таковой единственный фактор указать сложно, а чаще и невозможно (нет, с этим невозможно согласиться. Категорически. Указанные автором примеры «системных» изменений, если рассмотреть в деталях, как они возникали – то становится совершенно очевидно, что они возникали, во-первых, очень постепенно, медленно, не за один раз, во-вторых, они всегда, когда известны подробности, возникали именно как адаптации к чему-то конкректному. И чем, например, превращение конечностей в ласты у тюленей «хуже», чем те модификации парных плавников, которые привели к формированию конечностей тетрапод? Живорождение – так оно вообще сплошь и рядом возникает в разных группах, когда есть соответствующее давление отбора. У лягушек, рептилий, рыб, членистоногих и т.д.)

Хотелось бы уточнить, с чем невозможно согласиться… Да еще категорически. С тем что, некоторые изменения биологических организмов жестко связаны с конкретными признаками среды? Шея у жирафа длинная, поскольку деревья высокие, крот – слепой, поскольку живет под землей, у тюленя – ласты – он плавает, а у тигра клыки – он прокусывает шеи. Или невозможно согласиться с тем, что цвет крови не связан с цветом местности, или сердце четырехкамерное не потому, что существует четыре времени суток, то есть, что некоторые изменения организма не имеют однозначной связи с конкретными признаками среды? Ну да, я же забыл, что это может быть понятно только неспециалистам.

Потом, хотелось бы понять какая связь между мыслью о соотношении изменений организма и признаков среды с постепенностью, медленностью этих изменений. Быстро ли, медленно, соответствие либо есть, либо его нет.

И чудесно показательна фраза «они всегда, когда известны подробности, возникали именно как адаптации к чему-то конкретному». Она ценна своей правдивость. Ведь действительно – лишь тогда, «когда известны подробности»… А этих «когда» не так уж много. И проблема не в том, что недостаточно эмпирического материала, а что лишь незначительную часть его можно обосновать в духе «адаптации к чему-то конкретному».

Показательно и сравнение ласт и плавников. Действительно, нет существенной разницы между адаптивным преобразованием лап в ласты при переходе к жизни в воде и плавников в лапы при аналогичном адаптивном изменении при выходе на сушу. И ведь опять сформулировано точно и логично – модификация плавников привела к формированию лап (согласитесь, содержательная мысль). Но ведь не к формированию самих же тетрапод! Системные отличия земноводных от рыб никак не сводятся этой модификации, и не вызваны этой модификацией. И хотя, безусловно, эти системные отличия позволяют адаптироваться тетраподам к различным нишам суши, но не могут трактоваться как однозначное соответствие каким-то конкретным свойствам среды.

А вот с живорождением, действительно не все так однозначно. Можно было в тексте и не упоминать его или объяснить. Тут следует различать живорождение, как частную модификацию стандартного для группы способа размножения, возникшую под давлением отбора, и системное неотъемлемое свойство млекопитающих принципиально не привязанное к каким-либо условиям.

Следует обратить внимание, что разграничение идет не по наличию или отсутствию адаптивности – и системные, и адаптивные изменения безусловно адаптивны, то есть их появление повышает приспособленность организмов к среде. Речь идет о различении (1) неких частных приспособлений к конкретным факторам конкретной среды и (2) общих приспособлений организма как целого к среде вообще, не ограничивающих его существование определенной экологической нишей. К примеру, теплокровность как системная новация позволила приспособиться организмам к жизни и ночью, и днем, на севере и на юге, в земле и в воде. А, скажем, сугубо адаптивные изменения морфологии кита или крота принципиально ограничивают его место обитания и способ добывания пиши. На этот счет очень много теорий есть у А.С.Северцова и других биологов, которые теоретизируют по поводу ароморфозов, где главный критерий – расширение адаптивной зоны. Где ссылки на всю эту литературу? [А я и не обещал обзор литературы, и анализ идей, которые не важны для текущей логики. Хотя понимаю, что отсутствие ссылок - один из важнейших раздражающих факторов.]

Имея ввиду последние замечания, правильнее было бы разделять новационные изменения биологических организмов не на адаптивные и системные, а на (1) частные и (2) системные, понимая, что и те и другие безусловно являются адаптивными. Такое поименование новационных изменений (частные и системные) точно отражает их специфику как относительно самого организма: (1) первые затрагивают единичные, чаще внешние признаки, (2) вторые общеорганизменные, системные, преимущественно внутренние; так и специфику их взаимодействия со средой: (1) первые однозначно соотносятся с частным фактором среды, (2) вторые с признаками биосферы как целостной системы. (а откуда тут вдруг выплыла биосфера как целостная система? Не видно из текста такой связи). [Связь системных (прогрессивных) новаций с движением биосферы обсуждалась на первых страницах.]

Исходя из выделенных отличий двух типов новаций (изменений) биологических организмов можно сделать и еще одно вполне эмпирически явное их различие – по времени и, в некоторой степени, механизму формирования. (1) Частные новации, как однозначно связанные с конкретным фактором среды, жестко привязаны по времени своего появления к началу взаимодействия популяции с этим фактором. То есть появление частных новаций всегда связано с изменением среды: неважно изменилась ли непосредственно сама среда или популяция переместилась в другую местность (и то и другое, скажем, могло вызвать смену окраски), или появились сильные конкуренты, заставившие приспособиться к новому фактору (к примеру, к питанию в верхних ярусах деревьев). (2) Вследствие же своей специфики ни сами системные новации, ни время их появления практически невозможно привязать к каким-либо изменениям среды. (Вообще-то данные тезисы легко опровергнуть конкретными примерами. То разграничение, которое проводит автор между системными и частными изменениями, «интуитивно» ясно ему лишь по причине малого количества известных ему биологических фактов). [Наверное, это примеры лишь из тех немногочисленных, «когда известны подробности»? А для того, чтобы логически заметить разницу соотношений длинной шеи и функции печени с внешней средой нет необходимости приводить исчерпывающее множество признаков организма. Рецензент, постоянно смешивает анализ самих признаков с механизмом их формирования, о котором еще и речи не было.] Эти общие рассуждения подтверждают и палеонтологические данные – к примеру, системные новации наземных позвоночных, преимущественно формировались в тропических широтах в периоды между глобальными климатическими и геологическими катастрофами, и их сложно связать с какими-то специфичными изменениями среды (не более и не менее сложно, чем частные изменения. Можно привести примеры). [Читайте о “фитоспрединге” Мейена.] Даже такой, казалось бы явный, пример как выход позвоночных на сушу, нельзя считать в полной мере обосновывающим связь формирования системных новаций с изменением среды обитания. Во-первых, нельзя утверждать, что появление земноводных напрямую связано с изменением среды, то есть в этот период истории биосферы не наблюдалось заметного увеличения территории суши и изменений условий на ней (но было, по-видимому, очень много мелких пресных водоемов) [и, по-видимому, они появились внезапно и именно с этим изменением ландшафта непосредственно связано появление земноводных.]. Во-вторых, логически правильным все же можно считать тезис, что системные новации позволили позвоночным выйти на сушу, а не обратный – что выход на сушу предшествовал новациям.

Обратившись к временному распределению частных и системных новаций в истории природы можно сделать еще один эмпирический вывод: (1) частные новации распределены случайно и достаточно равномерно на всем временном отрезке существования биосферы, за исключением периодов глобальных перестроек среды, естественно вызывающих волну адаптационных изменений организмов (или их вымирание). (2) В распределении моментов появления системных новаций наблюдается некоторая закономерность – временные периоды между ними неуклонно сокращаются, то есть можно говорить о повышении их частоты (здесь необходимы факты, цифры и графики. Иначе это совершенно неочевидно. Очень неочевидно, что частные новации распределены равномерно. Судя по росту разнообразия, они тоже происходят в масштабах биосферы с большим ускорением. И придется придумывать строгие критерии для «системных». Не антропоцентрические, желательно) [Можно добавить лишь цитату из рецензента: «прослеживается общая закономерность, состоящая в том, что чем сложнее устроен организм, тем выше вероятность его дальнейшего усложнения. В этом смысле эволюционный прогресс, похоже, идет с некоторым ускорением.» (А.В.Марков, Эволюционный прогресс). Похоже, что если бы я добавил робкое слово «похоже», то можно было бы обойтись и без фактов, цифр и графиков (как у рецензента в докладе). По поводу увеличения частоты появления частных новаций следует принять замечание рецензента (тем более я об этом писал в «Новациях»), хотя речь в большей степени шла не о частоте частных новаций, а об их непрерывном потоке, завязанном на изменения среды обитания.

По поводу «критериев для системных» опять вроде не по делу – или трактовать этот момент в духе, что мол эти критерии не были поняты ранее рецензентом (см.: «нет, с этим невозможно согласиться»).].

С формированием системных новаций также связан и такой эмпирический феномен как переходный период – небольшой по меркам истории биосферы отрезок времени, когда отдельные системные новации, в дальнейшем составляющие единый организменный комплекс нового класса, начинают по отдельности и независимо появляться у разных видов, предшествующего класса (ссылки. Обсуждение конкретных фактов и теорий на сей счет, которых полно в литературе) [Вот именно по причине того, что «полно в литературе» это и не обсуждается. Предполагается, что наличие переходного периода – это уже достаточно общее место, чтобы при его упоминании ссылаться на кого-то. Или это намек, что отношение к статье было бы другим, если бы были ссылки на тексты рецензента – у него про переходный период есть много.]. Этот факт наиболее интересен и важен для различения системных и частных новаций, если учесть, что появление системных новаций напрямую не связано с изменениями среды. То есть наличие переходных периодов было бы эмпирически (и логически) обоснованным, если бы появление системных новаций по форме и времени было однозначно связано с неким изменением среды, которое и можно было бы рассматривать как причину синхронности изменений. Однако, к примеру, в период независимого появления признаков млекопитающих у разных видов зверообразных рептилий не наблюдалось каких-либо явно выраженных изменений климата. (зато наблюдался рост доминирования архозавров, что стимулировало переход предков млекопитающих к ночной активности – а для этого нужна была теплокровность) [Можно только улыбнуться такой профессиональной оценке. Скорей следует заключить, что формирование теплокровности позволило первым мелким млекопитающим соседствовать с архозаврами, а не рассматривать расцвет динозавров как фактор формирования теплокровности. К тому же, это замечание опять не имеет ни малейшего отношения к содержанию фрагмента, в котором речь шла о фрагментарности во времени процесса формирования системных новаций в отличие от перманентности оного в случае частных изменений. ]

Можно отметить еще одно эмпирически явное (хотя и практически не упоминаемое) различие частных и системных новаций – исключительную авангардность последних. Что это означает? Вполне естественно, что частные новации появлялись и появляются всегда с изменением окружающей среды и у любых видов, независимо от уровня их организации: у бактерий, приспосабливающихся к антибиотикам, у насекомых, меняющих окраску, у птиц и животных, адаптирующихся к жизни в городах и т.д. Однако, системные новации появляются только у наиболее продвинутых (авангардных) на тот момент видов – к примеру, после завершения переходного периода формирования системных новаций у млекопитающих (а это более 200 миллионов лет назад) не было замечено (кем не было замечено???) [Ну хотя бы самим рецензентом: «Однако после крупнейших ароморфозов, или переходов на более высокий уровень организации, дальнейший эволюционный прогресс концентрируется преимущественно уже в этом новом пласте биоты, состоящем из более сложных организмов. Так, с появлением эукариот прогрессивная эволюция бактерий практически прекратилась. … Есть также серьезные основания полагать, что с появлением человека прекратилась прогрессивная эволюция животных и растений.» (А.В.Марков, Эволюционный прогресс).] ни одной системной новации, как ни у самих млекопитающих, так и ни у одного вида, принадлежащего исторически предшествующим классам (а как насчет появления активного полета у птерозавров, появления птиц – это не системная новация, что ли?). [Да, действительно, следовало написать, млекопитающих, птиц и цветковых растений.] Феномен авангардности системных новаций можно описать и по другому: в истории каждого класса биологических организмов после появления новых, более сложных классов, не наблюдалось системных изменений – скажем, за последние более чем полмиллиарда лет с момента образования всех типов многоклеточных организмов системная новация «формирование многоклеточности» не повторялась, как и не наблюдалось повторного выхода рыб на сушу с образованием новых земноводных и т.д. (Все это неверно. И рыбы выходили снова на сушу (илистый прыгун, например, передвигается по земле не хуже земноводных), и многоклеточность в примитивной форме продолжает возникать – даже в опытах по экспериментальной эволюции бактерий). [Эти замечания, мягко говоря, занятны в свете выше приведенной цитаты из доклада рецензента. А особенно радует упоминание илистого прыгуна в качестве примера «повторного выхода рыб на сушу с образованием новых земноводных» (следовало бы еще упомянуть и летучих рыб, как о факте повторного образования класса птиц). А за формирование нового вида многоклеточных в лабораторных условиях – нобелевку надо давать.] Феномен авангардности можно обозначить и как феномен уникальности системных новаций - то есть если выстроить цепочку системных новаций (ну так надо выстроить! Как Панов сделал, например. А то все голословно), то можно обратить внимание, что они не только образуют однозначную последовательность по возрастанию уровня сложности (и не только сложности самих новаций, но и сложности организмов к которым они принадлежат, в чем и заключается феномен авангардности), но и принципиально не повторяются* (чего никак не скажешь о частных новациях, историческая последовательность которых принципиально случайна). [Какие цепочки строить? при чем тут Панов (он решал совершенно другу проблему). А смысл введения термина авангардность исчерпывается фразой из вышеприведенной цитаты рецензента: «дальнейший эволюционный прогресс концентрируется преимущественно уже в этом новом пласте биоты, состоящем из более сложных организмов.»] [*Тут можно заметить, что безусловно схожие по функциональности органы - например, глаз - независимо формировались у разных типов организмов (у моллюсков, насекомых, позвоночных), но даже несмотря на эту независимость, возникающие новации и по времени появления, и по уровню сложности однозначно вписываются в историческую цепочку системных новаций. (не понятно, что здесь имел в виду автор) [не первый раз]]

Конечно, обязательно надо подчеркнуть, что однозначность выделения феномена авангардности (уникальности) системных новаций сильно зависит от варьирования границ понятия системности, то есть от решения, какие изменения биологического организма можно считать системными, а какие нет. Однако на уровне обсуждаемой проблемы, то есть проблемы отличия частных и системных новаций, этой неоднозначностью можно пренебречь (нельзя!) [Это что? запрет?] – заключив, что системные новации, определяющие межклассовые (почему именно межклассовые? Это крайне спорное и странное утверждение). [Что ж здесь спорного и странного – просто констатируется, что если в качестве системных новаций принять классовые признаки (или автор не имеет право на такие ограничения им же введенного термина?), то их авангардность очевидна – «дальнейший эволюционный прогресс концентрируется преимущественно уже в этом новом пласте…» (читай, новом классе)] переходы безусловно уникальны и авангардны, а частные новации принципиально не обладают такими качествами.

Итак, исключительно на основании эмпирических (в частности, палеонтологических) данных (на основе очень поверхностного и предвзятого их рассмотрения) [пока наблюдался именно поверхностный и сугубо предвзятый анализ текста, с оспариванием рецензентом собственных мыслей. Или он просто запамятовал, что писал сам ранее? Ну тут я сам виноват – надо было эти цитаты изначально в текст в вставить – и всем было бы счастье.] можно прийти к выводу о наличии существенной разницы между частными (адаптивными) и системными новациями. (1) Частные новации – это чаше всего внешние изменения организма однозначно соответствующие конкретному фактору среды, их появление напрямую связано с изменением среды, и они относительно случайно распределены во времени и проявляются у видов любого уровня сложности. (2) Системные новации – это преимущественно внутренние изменения биологического организма, ни по моменту своего появления, ни по своей природе не связанные с конкретными изменениями среды, появляются они исключительно у наиболее совершенных на текущий видов, и частота их появления в истории биосферы росла.

Здесь особо следует обратить внимание на то, что при анализе эмпирических феноменов и при логических построениях рассматриваются крайние, «чистые» проявления частных и системных новаций. Естественно, что провести точную однозначную границу между ними принципиально невозможно – реальные изменения биологических организмов в большинстве случаев составляют сложный комплекс частных внешних единичных признаков и внутренних изменений, затрагивающих системное строение организма. Основной же целью текущих рассуждений является доказательство того, что в комплексе изменений биологического организма однозначно можно выделить новацию, лежащую в их основе: (1) системные ли перестройки подчинены задачам реализации частной адаптации или (2) наоборот, изменение внешних признаков напрямую вызвано системной перестройкой организма. (что же, постулируется, что по каким-то внутренним таинственным причинам, без связи со средой, происходит особая «системная перестройка организма», которая затем вызывает изменение внешних признаков? Обратно к энтелехии, «внутреннему стремлению к совершенству» и прочей метафизике?) [Во-первых, в этом фрагменте ничего не постулируется, а лишь еще раз отмечается, что формальная разница между системными и частными новациями, составляющими единый комплекс изменений организма, выявляется независимо от их «взаимоотношений» в период формирования этого комплекса – то есть, от того, что чему предшествует. Тем более в тезисе вообще не обсуждалась зависимость новаций от среды (где это увидел рецензент). Ну, а во-вторых, если уж вопрос затронут, можно опять привести слова самого рецензента: «Чем сложнее организм, тем труднее обеспечивать согласованность работы всех его частей. Это неизбежно ведет к развитию “внутренних” регуляторных связей - т.е. активность генов и функциональных белков будет регулироваться какими-то внутренними факторами, а не напрямую внешними стимулами.» (А.В.Марков, Эволюционный прогресс)]

Обращение к анализу взаимоотношения частных и системных новаций было сделано с целью выяснить, возможно ли системные изменения биологических организмов, с последовательностью которых и ассоциируется прогрессивное движение биосферы, свести к некоторому варианту адаптивных изменений (так раньше в тексте назывались частные новации). Согласно большинству приверженцев синтетической теории эволюции, между частными (адаптивными) изменениями и системными новациями нет принципиальной разницы, а та, которая отмечается, лишь количественная: по масштабности организменных преобразований. Согласно их теоретическим построениям, в основе (в начале) любого изменения организма лежала частная новация, которая в будущем могла или остаться исключительно частной или развиться в системную. Такие теоретические выводы являются закономерным следствием, во-первых, принятия в качестве аксиоматической основы теории принципа естественного отбора (а что, есть другие идеи? Отбор – не аксиома, его реальность и действенность подверждается многочисленными фактами) [Опять непонятные эмоции… Рецензенту наверняка известны, что существуют и другие «идеи». Или они должны быть отвергнуты только по причине несоответствия его личным взглядам? Но речь-то в тексте, как мы уже привыкли, о другом – совсем не о опровержении принципа естественного отбора (зачем рецензент бросился на его защиту? наверно, рефлекторно…). Лишь констатировался общеизвестный факт, что в синтетической теории эволюции (подчеркиваю – в теории) принцип отбора постулируется, то есть является аксиоматической основой, что означает лишь одно – он не является ее логическим выводом. И факты здесь ни причем – принятие некоего положения в качестве аксиомы некой теории не имеет никакого отношения к его эмпирическому содержанию.], в форме однозначной привязки изменений биологических организмов к факторам среды; во-вторых, утверждения, принятого в качестве второго постулата: любому закрепленному изменению организма предшествует изменение генома. (Это переформулированный для удобства обсуждения новационных изменений основной догмат неодарвинизма, исходно звучащий как запрет на наследование соматических мутаций, то есть утверждающий, что прямая передача информации возможна только от генома к организму.)

Логика рассуждений, приводящих к тезису о единстве частных и системных новаций, основанная на постулатах неодарвинизма, приблизительно такова: (a) системная новация, безусловно вызвана значительным изменением генома (неточно. Изменение генома может быть и небольшим) [Вот тут действительно требуются факты. На сколько я понял рецензент указывает, что имеются точные данные, что некоторые системные новации (ароморфозы - новые организменные системы) могут формироваться при незначительном изменении генома. Хотя, конечно, в свете развиваемой в этом тексте концепции новационного системогенеза, в этом замечании есть большой смысл – пусковое изменение, с которого начинается системогенез как реализация избыточности генома, безусловно небольшое. Но рецензент ведь до этого не дочитал.]; (b) вероятность спонтанного появления крупной системной модификации генома ничтожна мала; (c) следовательно, эту модификацию следует представить как последовательность малых изменений; (d) эта цепочка изменений генома (приведшая к системной новации) может реализоваться лишь тогда, когда первое элементарное изменение в ней будет поддержано отбором, то есть будет связано с некой частной (адаптивной) новацией. Вот и вывод: ни по механизму образования (если не учитывать необходимость последовательности малых изменений генома), ни по внешним причинам запуска формирования, ни по моментам появления в биологической истории системные новации принципиально не отличаются от частных. Так в теории.

Однако очевидно, что теоретические выкладки сильно расходятся с эмпирическими данными – с явно выявленными отличиями системных новаций от частных. (Где они были явно выявлены? Чем переход к живорождению КАЧЕСТВЕННО отличается от превращения конечностей в ласты у тюленей? Нет тут никакой принципиальной разницы! По крайней мере для биолога очевидно, что нет). [Ну что можно ответить на это? Видать, поскольку, для «биологов» до сих пор не видны отличия системных изменений от частных, постольку они и не могут описать механизм макроэволюции. Так как для них и проблемы такой не существует – сформулировать они ее не могут. Ведь понятно, что полный комплекс мамализации, включающий теплокровность, живорождение, вскармливание и т.д., не есть некое частное приспособление к конкретной среде обитания (как в случае с ластами). Это как говорит сам рецензент – переход к «новому пласту биоты», не связанный с конкретной нишей. Что никак нельзя сказать о водных млекопитающих – лишь узкая специализация с деградацией органов. Но, действительно, для «биологов» этой разницы очевидно нет.] Естественно возникают вопросы: допущена ли ошибка в логических рассуждениях, основанных на постулатах теории? Или произошла промашка с выбором самих исходных постулатов?

На первый вопрос можно с уверенностью ответить отрицательно – слишком элементарны логические ходы, и проделывались они множество раз множеством биологов на довольно длительном временном промежутке развития теории.

Что же может дать анализ корректности постулатов? Принцип естественного отбора, он и в Африке принцип отбора. Он не является лимитирующим, ограничивающим фактором в теоретических построениях, вернее, в их соотношении с эмпирическими данными: какие бы факты ни были выявлены в истории биосферы, все они безусловно и однозначно будут соответствовать принципу отбора, не будут ему противоречить. Что получилось в результате эмпирического отбора – будет соответствовать теоретическому принципу отбора. Именно по причине этой тавтологичности, теоретической нерезультативности селекционизма, на нем и была сконцентрирована критика научных оппонентов синтетической теории эволюции. Но, именно, вследствие этой же самой теоретической бессодержательности, неопровержимости (или по Попперу – нефальсифицируемости) принципа отбора вся эта критика не имела заметного успеха, то есть не заканчивалась ниспровержением селекционизма.

Второй постулат (догма) синтетической теории эволюции звучит так: любым зафиксированным в поколениях (наследуемым) изменениям организма предшествует модификация генома. В такой формулировке он тоже в некоторой степени тавтологичен: сам факт фиксации новации – есть не что иное, как сохранение некоего соответствующего ей изменения генома. То есть биологическая новация (системная ли, частная ли) – это, по определению, генетически закрепленное изменение организма, и безусловно, что модификация генома предшествует новации. Получается, что и второй постулат, как в принципе того и требует аксиоматика, эмпирически и теоретически элементарен и неопровержим.

Однако, добавлять новые постулаты, то есть множить сущности без надобности, наверное, пока рановато. Может быть возможны другие теоретические построения на этих же основаниях?

Но для ответа на этот вопрос следует опять обратиться к эмпирическим феноменам. На сей раз опустившись еще ниже – до уровня генетики и морфологии биологического организма.

В самой крайней своей форме частные (сугубо адаптивные) новации проявляются в виде отдельного признака, которому однозначно можно сопоставить конкретное изменение генома. То есть механизм формирования (верней закрепления) частных адаптивных признаков после момента его сопоставления с изменениями генома вполне прост и линеен: (а) изменение генома обуславливает проявление некоего частного признака, (в) который дает определенное адаптивное преимущество, (с) посему поддерживается отбором, и (d) частота этого изменения и, соответственно, признака в популяции повышается. При изменении внешних условий этот процесс столь же легко может исключить ранее закрепленный признак, если он перестанет быть адаптивным. (Тут уместно вспомнить, что речь идет о чистом варианте частных изменений – понятно, что обратное изменение ласт на лапы не столь однозначно возможно, как откат преимущественной окраски.)

Такая простая схема формирования частных новаций обусловлена тем, что адаптивный признак, поддерживаемый отбором, всегда фиксирован и относительно организма, и относительно среды. Частную новацию, то есть конкретный адаптивный признак всегда можно выделить и указать уровень его проявленности: либо дискретно «есть – нет», либо по степени «больше – меньше», «короче – длиннее» и т.д. Так же всегда можно указать степень соответствия признака некоему конкретному фактору среды, к которому происходит адаптация: достаточно ли совпала окраска, соответствует ли длина и форма хоботка насекомого цветку и т.п. Именно поэтому частные новации при обеспечении минимального приспособления к некому фактору среды могут быть поддержаны отбором даже на самых ранних стадиях своего формирования. При этом движение генома, начавшееся с малого незначительного (возможно случайного) изменения, давшего минимальное проявление частного признака, поддерживает (обеспечивает) развитие этого признака до оптимального его соответствия фактору среды.

Теперь можно обратиться к анализу формирования чистого варианта системной новации – некой организменной системы. Имеющиеся на сегодняшний день палеонтологические данные свидетельствуют, что существенные системные изменения в организме не появляются постепенно, а возникают сразу в полноценном виде (ЧТО???? Это откуда взято? Это полная ерунда. Очень даже постепенно – можно рассмотреть происхождение млекопитающих, растянувшееся на много десятков миллионов лет, или птиц, или амфибий). [И опять элементарная невнимательность, неумение (или не желание) читать. Речь ведь шла о «формировании … организменной системы» (в единственном числе), а комментарий повествует о «происхождение млекопитающих». Рецензент просто спутал проблему полнофункциональности макроэволюционных изменений (полноценности новых органов) с проблемой переходного периода при формировании классов – постепенности «накопления» классовых признаков. Вот и куча эмоций… Рецензент в очередной раз демонстрирует, что «биологи» в его лице способны читать только то, что «понятно и удобно».] Эти наблюдения соответствуют самой сути системной новации – она может стать предметом отбора (поддержана или отвергнута им) лишь в функционально полноценном законченном виде. Что и может быть указано как существеннейшее отличие системной новации от частных адаптивных изменений.

С этого момента я считаю дальнейшее чтение бессмысленным. Эти рассуждения и аргументы имеют очень древнюю и печальную историю. Появление системной новации сразу в законченном виде – это просто идеалистический бред. Совершенно не соответствующий современному научному уровню.

В качестве ответа на последнее замечание мне, наверное, следовало бы выкрасить весь нижележащий текст (весь этот «идеалистический бред») в зеленый цвет.

Вся статья “Прогресс и системные новации в теории эволюции“

Также можно познакомиться  и с другой попыткой рецензирования статьи, выполненной кандидатом биологических наук Александром  Стекольниковым.

7 Ноябрь 2008 |
Подписаться на сообщения RSS 2.0

Опубликовано в разделах: Дискуссии, эволюционизм, биология