«Кризис планетарного цикла Универсальной истории и возможная роль программы SETI в посткризисном развитии»,
страницы: 1 2 3 4

3 Постсингулярная фаза развития цивилизаций и программа SETI

3.1 Интенсивный путь развития космотехнологических цивилизаций

Прежде чем перейти к обсуждению особенностей постсингулярных цивилизаций, надо сделать несколько замечаний методического характера. Во-первых, все следующие ниже рассуждения имеют спекулятивный характер. Они основаны на более или менее правдоподобной экстраполяции некоторых тенденций, которые можно усмотреть в динамике человеческой цивилизации уже сейчас. Правда, эту экстраполяцию нельзя назвать линейной, скорее наоборот. Во-вторых, некоторые черты постсингулярной цивилизации будут рассматриваться как существенные системообразующие факторы, в то время как на самом деле они, быть может, будут проявляться лишь в виде более или менее определенных тенденций. Эти черты удобнее рассмотреть в несколько идеализированном и, быть может, гипертрофированном виде, чтобы не перегружать изложение лишними деталями. Надо также отметить, что нашей целью является исследование таких возможностей постсингулярного развития, при которых связь различных космических цивилизаций друг с другом приобретает исключительное значение. Мы ясно понимаем, что мыслимы и совершенно другие сценарии развития событий.

Распространенная точка зрения, что проблему экстенсивного технологического взрыва и исчерпания невосполнимых ресурсов можно преодолеть за счет продолжения его в космос, видимо совершенно неосновательна. Неосновательна же она главным образом потому, что времени на подготовку очень масштабного выхода в космос в течение технологического взрыва, видимо, принципиально не хватает [24]. Другим известным аргументом против чисто экстенсивного броска в космос является то, что при любой разумной постоянной времени экстенсивного роста даже галактических ресурсов не хватит уже через несколько тысяч лет такой экспансии [25,24]. Игра не стоит свеч, как написал по этому поводу Г. М. Идлис [25]. На более тонких причинах, которые могут препятствовать масштабной космической экспансии, мы остановимся позже. Так или иначе, на какое-то, возможно весьма длительное, время после преодоления сингулярности исторического аттрактора цивилизация должна обеспечить себе стабильное существование на Земле без надежды на скорую космическую экспансию. Если масштабная космическая экспансия и возможна, то она не будет продолжением технологического взрыва, завершающего автомодельный аттрактор, и произойдет на совершенно иной эволюционной основе, в постингулярном цикле истории. Поэтому остается предположить, что экстенсивное развитие цивилизации, которое и позволяло следовать автомодельному аттрактору, должно смениться некоторой формой интенсивного развития, развития вглубь. Таким образом, приходим к гипотезе, что постсингулярная цивилизация по крайней мере на какое-то время должна выйти в интенсивный режим развития. Сначала, для простоты, будем предполагать, что существование космотехнологической цивилизации в эпоху после завершения автомодельного аттрактора возможно только в интенсивном режиме. Альтернативные возможности кратко будут рассмотрены в конце статьи.

Л. В. Лесков дал хорошо разработанную классификацию возможных путей развития космических цивилизаций [26,27]. Недавний обзор по этому вопросу можно найти в статье Л. М. Гиндилиса [24]. Здесь мы хотим рассмотреть еще один сценарий. В классификации Лескова это есть одна из разновидностей ортодоксальной модели гетерономной эволюции - совместной эволюции нескольких цивилизаций, основанной на использовании уже известных средств связи вроде радиоволн или оптических сигналов - но эта модель имеет некоторые существенные особенности. В то время, как Лесков в основу классификации положил различные технологические аспекты эволюции цивилизаций, в сценарии, который мы будем обсуждать, существенную или даже определяющую роль играют этические моменты и исключительное значение приобретает особый вид гуманитарных знаний, или, точнее, знаний, не относящихся к таким фундаментальным наукам, как физика, математика и астрономия. К представлению о такой специфической реализации интенсивной фазы развития приводит анализ некоторых тенденций, которые можно усмотреть в развитии современной земной цивилизации.

3.2 Гуманизм поcтсингулярной цивилизации как сохраняющая реакция

Ясно, что проход сингулярной точки планетарного исторического аттрактора означает преодоление целого ряда глубочайших кризисов, поэтому постсингулярная цивилизация в ходе преодоления этих кризисов должна выработать соответствующие адаптационные механизмы - сохраняющие реакции, и в дальнейшем использовать их для поддержания своего гомеостазиса. Нетрудно представить себе по крайней мере некоторые из таких механизмов.

Во-первых, цивилизация должна выработать очень совершенные механизмы сдерживания внутренней агрессивности, в противном случае она самоуничтожится в результате внутренних конфликтов значительно раньше, чем достигнет постсингулярной фазы. Во-вторых, цивилизация должна внутри себя преодолеть эгоизм типа корпоративного или государственного эгоизма, так как планетарные кризисные процессы могут быть преодолены только совместными усилиями всех при непрерывном поиске компромиссов. Третьим типом сохраняющей реакции цивилизации, очевидно, должен быть рост экологического сознания. По-видимому, все эти три сохраняющие реакции должны совершить гигантский скачок при преодолении сингулярности глобального аттрактора. Это специфическое явление можно назвать постсингулярной гуманизацией цивилизации.

Мысль о том, что гуманизм и принципы этики имеют естественное происхождение, конечно, не нова. Элементы такого подхода можно найти уже у Сократа и Спинозы; интересный анализ такого типа дан в недавней статье Умберто Эко [28]. О том, что высокоразвитая цивилизация должна быть высокогуманистической писали К. Э. Циолковский, И. А. Ефремов; очень ясно эта мысль высказана в недавних статьях Л. М. Гиндилиса [29,30]. Очень глубоко этот круг вопросов был исследован А. П. Назаретяном в рамках синергетической модели истории и суть явления суммирована им в гипотезе техно-гуманитарного баланса [1,раздел 2.6]. Постсингулярная гуманизация цивилизации является частным выражением принципа техно-гуманитарного баланса. А. П. Назаретян исследовал явление гуманизации цивилизации по мере роста технологического уровня на таком обширном фактическом материале, что это избавляет автора от необходимости подробной аргументации того, что гуманизация человечества в ходе исторического развития реально имеет место. Вместо этого мы остановимся на некоторых явлениях и событиях, которые могут показаться контрпримерами к гуманизации, и затем рассмотрим некоторые особенности процесса гуманизации, важные для последующего анализа.

В 20-м веке имели место такие вспышки насилия, каких человечество не знало за всю свою историю: гитлеровские концлагеря, сталинская коллективизация и сталинские репрессии, “культурная революция” в Китае, режим Пол Пота в Камбодже. Это, как будто, говорит против гуманизации цивилизации. Но где сейчас те режимы, которые практиковали такое насилие? Они показали свою полную нежизнеспособность и либо вовсе исчезли с лица Земли, либо вынуждены были коренным образом перестроиться. Фактически, налицо действие механизма естественного отбора, который выметает агрессивные подсистемы из человеческой цивилизации, оставляя гуманистические. Это как раз и есть тот механизм выработки культурных регуляторов, сдерживающих разрушительное действие развивающихся технологий, который предполагает гипотеза техно-гуманитарного баланса.

Как другой возможный контрпример может рассматриваться Хиросима и Нагасаки. Здесь важно правильно понимать природу этого события. Хиросима была вершиной кризиса техно-гуманитарного баланса, включавшего также две последние мировые войны. Одной из причин кризиса был беспрецедентный рост разрушительной силы оружия (на порядки) в отсутствие культурных сдержек его применения. Ответом цивилизации на кризис был переход в фазу холодной войны (что совпало также, и, видимо, не случайно, с информационной революцией). Холодная война была несомненным прогрессом в уровне техно-гуманитарного баланса, так как реальные войны между технологически развитыми государствами были переведены в виртуальную область. Следствием опыта Хиросимы стало ясное понимание того, что использование ядерного оружия абсолютно недопустимо. Недаром имя “Хиросима” в сознании людей стало нарицательным, как символ кошмара, который нельзя повторять. Во время Карибского кризиса, когда для использования ядерного оружия было больше поводов, чем в Хиросиме, ядерное оружие уже не было использовано. Более того, конфликт пришлось решать (и удалось решить) вообще без прямого применения насилия, что говорит о том, что невозможность применения насилия в любых формах при выяснении отношений между государствами, достигшими достаточно высокого научно-технического потенциала, вполне осознана. Человечество умеет(!) учиться на своих ошибках, что противоречит представлениям обыденного сознания и создает некоторые основания для оптимизма.

Предыдущие два контрпримера были скорее кажущимися, но вот реальный контрпример гуманизации. В то время как западная модель рыночной экономики явилась основой технологического и научного взрыва, оборотной ее стороной является модель “общества потребления”. По сути, эта модель антиальтруистична, так как заведомо все население Земли не сможет ее использовать из-за слишком высокого уровня потребления. Следовательно в ее основе лежит одна из разновидностей корпоративного эгоизма. Кроме того, модель основана на искусственном создании потребностей и искусственном росте потребления, что абсолютно недопустимо ввиду исчерпания невосполнимых ресурсов Земли. Модель антиэкологична в планетарном смысле. К сожалению, следует признать, что никакой разумной альтернативы обществу потребления пока предложено не было. Но, по-видимому, именно в преодолении корпоративного эгоизма общества потребления в значительной степени и будет состоять преодоление кризиса глобального аттрактора. Поскольку кризис еще не преодолен, то и общество потребления все еще существует. Нет сомнений, что выработка альтернативной модели будет мучительной.

Теперь остановимся на одной особенности процесса гуманизации, которая важна для дальнейшего. Любопытно, что уже сейчас гуманизация земной цивилизации находит непосредственное выражение в отношении к космосу. Достаточно распространенной точкой зрения является то, что едва человечество доберется до других планет, как оно попытается поскорее расправиться с местными формами жизни и переделать все под себя, как это делалось в истории колонизации, например, Америки. Это представление нашло яркое выражение в антиутопиях Рэя Бредбери. Автор не раз встречал такое представление на интернет-сайтах, посвященных проблемам внеземной жизни и внеземного разума. Однако, это есть выражение некоторого обыденного сознания, вроде представления о всеобщем падении нравов, так как факты говорят совершенно об обратном. Вот пример. Если на Марсе и есть жизнь, то ясно, что в самых примитивных формах. Казалось бы, по праву сильного мы должны думать только о том, не представляет ли эта жизнь опасность для нас, и в случае малейших сомнений просто ее уничтожить. В действительности же, уже начиная с самых первых марсианских программ, все посылаемые на Марс аппараты тщательнейшим образом стерилизуются, чтобы не дай бог, не навредить марсианской жизни. Уже сейчас можно предположить, что если жизнь на Марсе будет обнаружена, то одной из главных проблем при возможной колонизации Марса будет не то, как от этой жизни защититься, а как ее сохранить. Более того, проблема вполне может оказаться неразрешимой, тогда колонизация Марса станет проблематичной по этическим соображениям. Это не является пустой фантазией, это всего лишь небольшая экстраполяция того, что есть уже сейчас.

Последний пример показывает, что гуманизм постсингулярной цивилизации должен обладать одним очень важным свойством. Гуманизм не может существовать только “для внутреннего пользования” цивилизации. Эти качества она должна проявлять и в отношениях с внешним миром, в чем бы эти отношения не выражались: контакт с разумными или неразумными формами жизни на других планетах, космическая инженерия и т. д. Совершенная высокогуманистическая система внутри себя, вряд ли может быть примитивно-агрессивной во внешних проявлениях. Таким образом, следует ожидать, что постсингулярная цивилизация должна быть не просто гуманистической, но экзогуманистической, гуманистической в космическом смысле.

Неизвестно, является ли процесс гуманизации земной цивилизации достаточно быстрым и глубоким для преодоления кризиса глобального аттрактора. Но если постсингулярные космические цивилизации вообще существуют, оставаясь при этом космотехнологическими, процесс их гуманизации в период преодоления сингулярности автомодельного аттрактора должен был быть достаточно интенсивным и глубоким, иначе кризис не был бы преодолен без краха всей цивилизации. Поэтому постсингулярные цивилизации должны быть экзогуманистическими в высокой степени.

Теперь мы должны рассмотреть другую возможную особенность постсингулярных цивилизаций, которую мы затем свяжем с их экзогуманистическим характером.

3.3 Системный кризис науки

Хотелось бы предостеречь от упрощенного понимания гуманизма высокоразвитой постсингулярной цивилизации. Постсингулярное общество не может быть и не будет обществом всеобщего благополучия и благоденствия. Невозможно отменить действие чисто физиологических механизмов агрессии. Даже если бы это было возможно, ни в коем случае нельзя было бы это делать, так как агрессия является важнейшей составляющей творческой активности человека. Нет сомнения, что и помимо проявления естественной агрессивности всегда найдется множество причин, приводящих к противоречиям и кризисам. Гуманизация общества состоит в том, что механизмы сублимации агрессии действуют на все более высоком уровне и являются все более сложными и эффективными. Но Добро продолжает противостоять Злу, как это было всегда; созидание противостоит разрушению. Однако Зло с Добром сталкивается в системе, очень далекой от равновесия, их противостояние приобретает все более утонченные формы.

Таким образом, постсингулярное развитие цивилизации отнюдь не обязано быть бескризисным, и, вне всякого сомнения, не будет таковым. В этом разделе будет рассмотрен только один из возможных кризисов постсингулярной стадии развития цивилизации (мы далеки от мысли, что именно этот кризис является совершенно неизбежным, и не ставим себе задачу исследовать другие возможные кризисы). Не следует забывать, что этот кризис может протекать на фоне других кризисных явлений. В последующих разделах будет показано, что характер этого кризиса вместе с феноменом постсингулярной гуманизации фактически определяет некоторые черты поведения цивилизации в далекой постсингулярной интенсивной фазе развития.

Будем оптимистами и предположим, что взрывной рост аддитивных показателей развития цивилизации вроде потребления ресурсов и энергии и экологический кризис может быть преодолен без краха цивилизации. Как уже говорилось, для такого предположения есть некоторые основания (например, преодоление пика демографического перехода), но мы не будем обсуждать детали. Сосредоточимся на другой проблеме. В состоянии экспоненциального роста в период технологического взрыва находится и наука и связанное с наукой развитие технологий, причем время удвоения составляет всего 10-12 лет [25]. Речь идет, прежде всего, об увеличении потока научной информации. Имеющие место темпы роста науки не могут сохраняться очень долго, это совершенно очевидно и следует из элементарной арифметики. Экспонента - страшная вещь. Это означает, что объем научных исследований неизбежно должен выйти в насыщение. Иначе говоря, науке так или иначе предстоит перейти из экстенсивного режима развития в интенсивный. Но сможет ли наука длительное время существовать без наращивания объема исследований? И что же может затормозить развитие науки?

Развитие науки могут затормозить причины, содержащиеся в самой природе науки. Такие причины можно назвать системными. Здесь можно назвать по крайней мере три группы причин.

Первая группа причин. Рано или поздно наука должна столкнуться с принципиальными ограничениями по уровню материальных и энергетических затрат, о чем писал, в частности, Г. М. Идлис [25]. Эти тенденции уже сейчас имеют место, достаточно вспомнить замороженное строительство суперколлайдера в США, урезанные космические программы и т. д. В перспективе затраты на науку в лучшем случае можно будет стабилизировать на постоянном уровне, как и объем любых других материальных затрат - учитывая интенсивный характер развития постсингулярной цивилизации. Будет ли это означать стабилизацию потока новых научных данных на постоянном уровне? Это совершенно неочевидно. Возможно, это будет означать прогрессивное уменьшение потока новых научных данных, так как стоимость решенной научной задачи со временем растет из-за увеличения сложности научных исследований. Это не означает автоматически снижения потока научных публикаций. Однако все больше будет публикаций, содержащих отрицательные результаты (что-то не обнаружено, получены новые ограничения, …) Растущее совершенство и эффективность научных методов, научная информатика, частично компенсируют сложность решаемых научных задач, но, видимо, не решают проблемы в целом. Более того, снижение ресурсоотдачи науки, возможно, не позволит удерживать затраты на науку даже на постоянном уровне. Характерным примером здесь является опыт решения задачи управляемого термоядерного синтеза с магнитным удержанием плазмы. После получения первых обнадеживающих результатов, которые лежали “на поверхности”, сложность решаемых задач резко возросла, а поток важных решенных задач резко сократился несмотря на то, что финансирование этой проблемы долго поддерживалось на постоянном очень высоком уровне. При этом поток статей долго не только не ослабевал, но даже рос, хотя удельная научная ценность статей падала. Затем включилась отрицательная обратная связь: снижение ресурсоотдачи повлекло снижение уровня интереса к проблеме со стороны общества и снижение уровня финансирования. Исследования резко затормозились, несмотря на очевидную жизненную важность решаемой проблемы. Похожую эволюцию совершает проблема высокотемпературной сверхпроводимости и, возможно, проблема квантового компьютера. И это опять, при всей актуальности этих направлений. На это можно возразить, что всегда научный прорыв вызывает повышенный интерес к проблеме и повышенное финансирование, но потом интерес и финансирование неизбежно спадают. Это так, но цена каждого нового прорыва постоянно увеличивается, и при не более чем постоянном уровне затрат на науку прорывы будут случаться все реже. Поэтому снижение среднего интереса к науке представляется весьма вероятным, что едва ли даст возможность финансировать ее даже на постоянном уровне. Уже сейчас можно отметить, что в развитых западных странах затраты на науку много меньше тех, которые могло бы себе позволить общество. И это крайне существенное обстоятельство указывает на то, что факторы, тормозящие развитие науки, уже действуют. Приоритетное финансирование получают прикладные области исследования, ориентированные непосредственно на рынок. Но вряд ли прикладные науки смогут нормально существовать без фундаментальных исследований.

Вторая группа причин. Сейчас ясно, что наука может встретиться с этическими ограничениями, имеющими фундаментальный характер. Примером является сильнейшее противодействие экспериментам по клонированию человека, или ограничения в исследованиях планет, населенных примитивной жизнью, о чем говорилось выше.

Третья группа причин может заключаться в том, что на фундаментальном уровне сложность природы может оказаться в каком-то смысле конечной, и поэтому природа может быть просто “исчерпана” для познания. Об этом в связи с проблемой SETI писали Л. В. Лесков [27] и В. М. Липунов [31]. Сейчас физики стремятся построить единую квантовую теорию, объединяющую все известные типы взаимодействий. Ни откуда не следует, что такая физическая теория не может быть совершенно окончательной, всеобъемлющей теорией, так что вся остальная физика должна будет рассматриваться как частные решения общих уравнений. Распространенным возражением на это является напоминание о том, что конец науки уже не раз предрекался. Надо сказать, что ситуация с единой квантовой теорией по многим параметрам сильно отличается от всего, что было раньше. Здесь уместна аналогия. Научная революция единой квантовой теории примерно также относится к уже происшедшим научным революциям, как обычные эволюционные кризисы относятся к кризису глобального аттрактора. Завершенность фундаментальной физики, конечно, не отменяет возможность исследования явлений на высших, системных, уровнях, но это сильно ограничивает возможность научных прорывов, на которых, собственно, и держится интерес общества к науке.

Для пояснения сути проблемы можно использовать образное сравнение. Г. М. Идлис писал [25], что решение каждой нетривиальной научной проблемы порождает как минимум две новые нетривиальные проблемы. Старая проблема исчезает, появляются две новые. На подобных соображениях основана вера в бесконечность науки. Но представим себе бактерию. Каждая бактерия при делении порождает две новые бактерии: старая исчезает, возникают две новые. Точно как с размножением научных проблем. Поместим бактерию в стакан с питательной средой и дадим ей возможность размножаться. Количество бактерий будет экспоненциально расти до тех пор, пока либо не кончится питательная среда, либо не будет заполнен объем стакана, либо бактерии не отравят среду продуктами своей жизнедеятельности. После этого колония погибает, либо переходит в какой-то совсем другой режим эволюции. Нечто подобное может произойти и с наукой. Возможные ограничители были перечислены выше.

Независимо от конкретного механизма, можно говорить о возможной предстоящей фазе “насыщения” эмпирического научного метода в развитии цивилизации. Здесь нужно отметить, что для земной цивилизации это в любом случае не вопрос ближайшего будущего. Скорее, это один из возможных эволюционнных кризисов, с которым цивилизации придется встретиться уже в далекой постсингулярной фазе развития, как уже говорилось во введении к этому разделу. Однако, обсуждая характер цивилизаций, с которыми, возможно, придется иметь дело в рамках программы SETI, надо заглядывать в очень далекое будущее. Заметим также, что возможность “насыщения” эмпирического научного метода не означает, что это с необходимостью произойдет. Не исключено, что длительное существование науки в интенсивном режиме возможно. Как нам представляется, сейчас нет данных, но основании которых можно было бы с определенностью выбрать одну из альтернатив, поэтому обе гипотезы имеют равное право на существование. Мы будем исходить из предположения, что полный переход из экстенсивной фазы технологического развития цивилизации в интенсивную (постсингулярную) означает также резкое замедление или даже прекращение научных исследований. Это явление будем называть системным кризисом науки. Является ли системный кризис науки опасным для цивилизации? Этот вопрос не прост.

Познание как отдельный и имеющий самостоятельную ценность вид человеческой деятельности впервые было понято древними греками (Фалес Милетский). Именно тогда функция познания была осознана человеком, и с тех пор реализовывалась целенаправленно и стала одной из основных функций разума. Наука - основной современный способ реализации функции познания. Прекращение развития науки означает, по существу, отмирание большей части одной из основных функций разума - функции познания. Вероятно это опасно для цивилизации, так как разум, однажды осознавший функцию познания, а затем утративший большую ее часть, вряд ли сможет нормально существовать.

Однако наука - это всего лишь специфический метод получения знаний, обеспечивающий воспроизводимость результатов. Хотя именно с возникновением науки связаны основные особенности современной цивилизации, не следует забывать, что эмпирическая наука - это не единственный способ реализации функции познания.

Чистая математика хотя и является наукой, но не является эмпирической наукой. Метод математики является по своей сути умозрительным, он не требует постоянного обращения к эксперименту. Можно сказать, что математика изучает семантический слой реальности, который объективен в том смысле, что знания о нем воспроизводимы и общезначимы. В отличие от эмпирической науки, математика не может быть исчерпана ни в каком смысле, так как возможно построение и изучение сколь угодно сложных математических систем, причем это не требует больших материальных затрат.

Другой формой знания является философское знание. Философия не является наукой, так как философское знание не обладает свойством воспроизводимости и, поэтому, не удовлетворяет критериям научной строгости [32].

Еще до возникновения и науки и философии существовала мифологическая и религиозная форма познания, и познание в форме искусства. Все эти формы отражения мира существуют одновременно с наукой и сейчас.

В то время как эмпирическая наука в значительной степени основана на анализе внешней по отношению к человеку информации, философия, мифология и другие внеэмпирические методы познания, включая математику, больше апеллируют к внутренним ресурсам человека: догадка, озарение, сопереживание, религиозный опыт. Могут ли такие внеэмпирические методы познания, обращенные внутрь человека, заменить эмпирическую науку в смысле поддержки функции познания и стабилизации технологической цивилизации? Может быть да, а может быть нет, но скорее нет. Это означало бы возврат к донаучному прошлому, который вряд ли возможен. Эволюция себя не повторяет. Для эффективной замены эмпирической науки нужен качественно новый источник информации.

В настоящее время в широких философских кругах обсуждается концепция метанауки, призванной нетривиальным образом объединить научное и вненаучное познание [33]. Автор не чувствует себя сколько-нибудь уверенно в этом вопросе, но этот вопрос имеет настолько непосредственное отношение к обсуждаемой проблеме, что неверно было бы обойти его молчанием. Утверждается, что метанаука должна разрешить некоторые кризисы, характерные для эмпирической науки. Однако, как это должно произойти, и в чем, собственно, состоит нетривиальное объединение научного и вненаучного познания, автору статьи непонятно. Научное знание - это воспроизводимое знание, вненаучное знание - невоспроизводимое (по определению). Если воспроизводимое знание объединить с невоспроизводимым, то и результат будет невоспроизводимым, поэтому, в чем его ценность, неясно. Вот тривиальный (может быть, даже несколько вульгарный) пример. Типичное вненаучное утверждение: “Бог есть”. Типичное научное утверждение “Движение планет управляется законом всемирного тяготения”. Синтез может быть такой “Богу угодно, чтобы движение планет управлялось законом всемирного тяготения”. В то время, как ценность двух первых утверждений очевидна, в чем ценность такого “синтеза” - непонятно. Очевидно также, что результат синтеза дает невоспроизводимое знание. Вопрос о том, может ли метанаука, чем бы она ни была, как-то существенно способствовать разрешению системного кризиса науки, мы вынуждены оставить без ответа.

Итак, резюмируем. Цивилизации, переходящей в постсингулярную стадию развития, возможно придется столкнуться с резким торможением научных исследований - системным кризисом науки - что, по-видимому, должно быть большой проблемой для стабильного существования цивилизации. Способ решения этой проблемы должен существенно повлиять на облик постсингулярной цивилизации.

3.4 Связь системного кризиса науки с гуманизацией: коммуникативность постсингулярной цивилизации

Из представления о том, что постсингулярная цивилизация должна быть в то же время гуманистической в космическом смысле и, одновременно, переживать системный кризис науки, можно получить некоторые следствия.

Первое следствие касается характера освоения космического пространства постсингулярной цивилизацией. Мы уже упоминали, что экстенсивный путь развития цивилизации, связанный с масштабной космической экспансией и масштабной астроинженерной деятельностью, в принципе, не решает проблем экспоненциального роста. Мало того, не исключено, что подобный космический экстенсивный путь развития еще и закрыт для высокоразвитой цивилизации принципиально. Проблема может заключаться в ее экзогуманизме. Мы уже упоминали о возможной проблеме в освоении Марса, если на нем будет обнаружена даже самая примитивная жизнь. Вообще, любая очень масштабная деятельность в космосе (на уровне цивилизаций II типа по Кардашеву, то есть цивилизаций, располагающих энергией масштаба светимости звезды) с большой вероятностью хотя бы в каком-нибудь смысле окажется экологически вредной и антигуманной. Она будет разрушать уникальные творения неживой природы, которые имеют право на существование ничуть не меньше, чем мы сами, препятствовать естественному течению жизни в тех местах, где жизнь есть и т. д. Вполне возможно, что высокоразвитые цивилизации вынуждены будут ограничивать свое энергопотребление планетарными масштабами не столько по техническим, сколько по этическим, или, более узко, по экологическим причинам. Эта мысль не нова, и высказывалась, в частности, Л. М. Гиндилисом [30]. Иначе говоря, есть основания предполагать, что постсингулярные цивилизации должны быть цивилизациями не выше I типа (располагают энергией не выше планетарной). Допустим, это действительно так. Постсингулярная цивилизация не может заниматься масштабной астроинженерной деятельностью, не может строить субсветовых звездолетов, требующих чудовищных энергетических затрат, так как использование энергии в масштабах сверх планетарных запрещено императивами этической природы. Означает ли это, что цивилизация оказывается в тупике, что она заперта в собственной планетной системе как в скорлупе? Вовсе нет, и здесь мы должны рассмотреть два других следствия.

Каждая цивилизация, достигшая состояния, близкого к системному кризису науки, должна понимать, что для сохранения гомеостазиса нужно получить доступ к какому-то источнику знаний, качественно отличному от традиционного изучения природы научным методом. Более того, такой источник знаний должен стать жизненно необходимым. Очевидным источником такого типа могла бы стать информация о других цивилизациях в том случае, если она будет достаточно богатой. Однако такая информация может быть получена, только если другие цивилизации транслируют ее на другие планетные системы. Таким образом, передача в космос является альтруистическим актом; это является таким действием, которое жизненно важно для других цивилизаций. Постсингулярная цивилизация, будучи высоко альтруистической и экзогуманистической, не может отказаться от выполнения действий, жизненно важных для других цивилизаций. Поэтому высокоразвитые цивилизации должны тратить очень много сил на передачи в космос, причем стараться включить в передачи как можно больше информации. Что-нибудь вроде полного описания животного мира планеты, истории цивилизации, и так далее. Попросту говоря, гуманистическая цивилизация не может не делать для других того, что считает жизненно важным для себя. Таким образом, следует ожидать, что передача в космос должна быть обычной практикой для постсингулярных альтруистических цивилизаций.

Третье следствие состоит в следующем. Предположим, что некоторая цивилизация смогла принять сигнал из космоса от другой цивилизации. Цивилизация понимает, что чем больше информации содержится в ее собственных передачах, тем лучше для тех, кто их принимает, так как такие передачи лучше будут выполнять функцию внешнего источника знаний. Поэтому цивилизация в своих передачах должна ретранслировать всю информацию, которую она получает. Это диктуется альтруизмом цивилизации. Есть и другая причина для ретрансляции. Гуманистическая цивилизация должна подумать о том, чтобы информация о цивилизациях, которых может быть уже нет, и знаниями о которых она владеет, сохранилась после ее собственного конца. Это напоминает современное отношение к памятникам старины. Один из способов сохранить знания других цивилизаций состоит в том, чтобы ретранслировать полученную информацию с тем, чтобы она была потом снова ретранслирована, и так далее.

Итак, анализ приводит к трем выводам: постсингулярная цивилизация должна оставаться цивилизацией I типа; она должна передавать информацию в космос; она должна ретранслировать принятые сообщения.

3.5 Галактическое культурное поле

Будем, прежде всего, исходить из предположения, что земная цивилизация - не единственная космотехнологическая цивилизация в Галактике. Далее, предположим, что вероятность того, что хотя бы одно послание постсингулярной цивилизации, посланное на протяжении ее жизни, будет принято и ретранслировано хотя бы одной другой цивилизацией, близка к единице. Такое состояние Галактики мы назовем состоянием насыщения контактов. Ранее нами было показано, что такая ситуация в Галактике возникает естественным образом в результате процесса, напоминающего фазовый переход, при наличии положительной обратной связи: если связь между цивилизациями увеличивает их стабильность [34,35,36]. Мы видим, что именно о такой положительной обратной связи и идет речь: внешняя информация дает пищу для затухающей функции познания разума. Такой переход несколько напоминает заключительную фазу галактического возникновения жизни (см. раздел 2.3). В состоянии насыщения контактов, информация об исчезнувших цивилизациях может сохраняться неопределенно долго после их конца, передаваясь от одной цивилизации к другой, поэтому количество информации в Галактике начинает стремительно расти, и вся Галактика превращается в единое культурное поле. Заметим, что существование культурного поля вовсе не предполагает двусторонних связей между цивилизациями.

Вряд ли процесс накопления информации в галактическом культурном поле останется чисто пассивным. Скорее, информация начнет структурироваться, в системе возникнут процессы самоорганизации; система начнет эволюционировать как целое. Фактически, галактическое культурное поле представляет собой уровень организации материи, качественно превосходящий уровень организации материи в форме отдельных разумных цивилизаций. Мало того, что время жизни галактического культурного поля может многократно превышать время жизни отдельной разумной цивилизации, и количество информации, перерабатываемое культурным полем многократно превосходит то, что может переработать любая отдельная цивилизация, галактическое культурное поле обладает еще специфическим свойством непредставимости относительно разумных цивилизаций. Это значит, что ни одна цивилизация из-за конечности скорости света и большого размера Галактики не может узнать современного ей состояния галактического культурного поля и понять содержание глобальных когерентных информационных процессов, в которых она участвует. Мы здесь не будем обсуждать возможные пути самоорганизации культурного поля и другие его очень любопытные свойства. Такое обсуждение можно найти в статьях [37,36,38,39]. Но хотелось бы сделать одно замечание. Галактическое культурное поле напоминает то, что иногда называется метацивилизацией [26,24]. Однако, на наш взгляд, такая терминология в данном случае вводила бы в заблуждение. Метацивилизация объединяет отдельные цивилизации тем же способом, как обычная цивилизация объединяет своих представителей - разумных индивидов. Так как обычная цивилизация основана на эффективном обмене информацией между ее представителями - то есть характерное время обмена должно быть много меньше времени жизни представителя цивилизации - то, по аналогии, время обмена информацией между представителями метацивилизации должно быть много меньше времени жизни одной цивилизации. В галактическом культурном поле этого нет, вся связь может быть практически исключительно односторонней. Каждая цивилизация “закачивает” свою информацию в культурное поле, и эта информация перерабатывается там неизвестным и непонятным для нее способом. И, в то же время, цивилизация “откачивает” из культурного поля информацию, являющуюся результатом всей предшествовавшей эволюции поля. Механизм функционирования культурного поля имеет очень мало общего с механизмом функционирования цивилизации. В термине метацивилизация теряется качественное отличие культурного поля от любой отдельной цивилизации. Цивилизация или метацивилизация с одной стороны, и галактическое культурное поле - с другой - должны описываться совершенно различными системами понятий.

Напрашивается также еще одна аналогия. Становление культурного поля очень напоминает по своей сути то, что В. А. Лефевр назвал `Большой коррекцией’ [40]. Речь идет о согласованных действиях многих разумных `космических субъектов’ для улучшения условий развития жизни и разума во Вселенной. В. А. Лефевр рассматривал ситуацию, когда космические субъекты не имеют возможности непосредственно договориться между собой для проведения этой работы, и вынуждены действовать на основе морального императива в надежде, что и другие поступают так же. Описанный выше сценарий поведения постсингулярных цивилизаций почти буквально соответствует идее В. А. Лефевра. А создание культурного поля и является именно вариантом такой Большой коррекции, так как следствием возникновения галактического культурного поля является существенное улучшение условий существования для будущих космических цивилизаций и создание предпосылок для развития структурных форм материи, качественно превосходящих разум.

Существование культурного поля предполагает наличие в Галактике одновременно достаточно большого числа высокоразвитых коммуникативных цивилизаций: как минимум несколько десятков. Наличие одновременно большого числа цивилизаций в Галактике (и связанного с ними галактического культурного поля) не противоречит молчанию космоса. Если в Галактике 10000 цивилизаций, до ближайшей порядка 750 св. лет и даже если их 10⁶ то порядка 150 св. лет. В предположении, что постсингулярные цивилизации могут располагать энергией для передачи сигналов в космос лишь порядка планетарной, всенаправленные маяки и космические чудеса исключены, поэтому найти хотя бы одну цивилизацию - задача чрезвычайной сложности. Ее решение может потребовать ресурсов, составляющих значительную часть от полного объема ресурсов, которыми располагает высокоразвитая постсингулярная цивилизация. Нечего удивляться, что мы пока ничего не видим.

Земная цивилизация сейчас, очевидно, не готова потратить такие ресурсы на поиски других цивилизаций (да и вообще проявляет к программе SETI мало интереса). А когда она будет готова? Когда приблизится к исчерпанию науки (если это действительно произойдет) и внешняя информация станет для нее жизненно необходимой.¹ Именно в этот момент цивилизация может стать коммуникативной в полном смысле этого слова , в смысле готовности затратить существенную часть своих ресурсов на решение проблем межзвездной коммуникации. Поэтому ясно, что передатчиками космических сообщений должны быть преимущественно постсингулярные цивилизации и адресованы они должны быть в основном именно постсингулярным цивилизациям. Конечно, нельзя исключить возможность, что передача будет принята цивилизацией, находящейся еще в стадии технологического взрыва, подобной земной, но вероятность такого события, скорее всего, крайне мала. Это может произойти только случайно. Это не означает, что сейчас искать другие цивилизации не имеет смысла. Напротив, только занимаясь активным решением этой задачи, можно надеяться иметь необходимый набор методик и необходимую информацию к тому моменту, когда это станет жизненно важным. С точки зрения синергетической модели истории, программа SETI может быть тем избыточным разнообразием, которое будет востребовано в момент системного кризиса науки для перехода на более высокий уровень “устойчивого неравновесия”.

3.6 Характер информации культурного поля и проблема понимания

Если модель культурного поля верна, то типичная космическая передача постсингулярной цивилизации содержит информацию не только от (и об) пославшей ее цивилизации, но и от (и обо) многих (или очень-очень многих) других. Не исключено, что одна цивилизация может транслировать информацию о миллионах цивилизаций и миллиардах лет эволюции Галактики, начиная с момента образования культурного поля. Собственно, такого рода послание уже не может быть чем-то единым, это должна быть сложная и разветвленная информационная система. Термин ‘послание’ или ‘передача’ оказывается неадекватным. Более подходящим является, например, экзобанк знаний. Передача столь огромного количества информации, с использованием модулированного лазерного луча, или широкополосного но узконаправленного радиосигнала не является неразрешимой технической проблемой. Может быть, постсингулярным цивилизациям доступны и другие каналы связи.

Нетрудно представить себе возможный характер информации в экзобанке знаний. Напомним, что экзобанки знаний в основном должны быть адресованы от постсингулярных цивилизаций другим постсингулярным цивилизациям, которые уже столкнулись с проблемой системного кризиса науки. Поэтому фундаментальные науки вроде физики, математики, астрономии должны быть не самым интересным в экзобанках, так как постсингулярные цивилизации, находящиеся в состоянии, близком к насыщению научного метода, должны обладать практически одинаковыми знаниями в области фундаментальных естественных наук. Скорее, информация, относящаяся к области фундаментальных наук, будет играть вспомогательную роль, являясь основой для конвергенции мышления различных разумов, с чего должна начинаться дешифровка данных экзобанка. Наиболее интересной и важной частью знаний будет скорее всего то, что у всех разное: биология, история, социология, литература, искусство, религия. Поэтому следует ожидать, что б’ольшая и наиболее ценная часть информации будет иметь “гуманитарный” характер. Количество же такой “гуманитарной” информации может быть фантастически большим, и именно это может дать новую пищу для функции познания разума вместо познания в форме естественных наук. Технологическую цивилизацию, стабилизировавшую свое существование за счет переработки внешней информации преимущественно гуманитарного характера, будем называть экзогуманитарной цивилизацией. Реальный экстенсивный бросок во Вселенную экзогуманитарная цивилизация заменяет виртуальным, информационным проникновением через экзобанки знаний других цивилизаций. Благодаря этому экзогуманитарная цивилизация не оказывается запертой в собственной планетной системе, несмотря на I тип по Кардашову.

При подготовке данной статьи я не был знаком с выступлением Филлипа Моррисона на Бюронканской конференции 1971 г. [41,стр. 307-318], на которое любезно обратил мое внимание Л. М. Гиндилис. Оказалось, что я независмо пришел почти к тем же мыслям, которые были высказаны раньше Моррисоном: “Б’ольшая часть этого весьма сложного сигнала будет, на мой взгляд, касаться в основном не естественных наук и математики, а того, что мы бы назвали искусством и историей. Для меня это ясно из комбинаторных соображений, ибо наше общество или любое другое долгоживущее общество разрешит много естественно-научных и математических проблем более легкими путями, чем посредством изучения записи межзвездных сообщений” [41,стр. 311]. Здесь у Моррисона звучит еще одна мысль, которую он неоднократно подчеркивает в своем выступлении - о том, что в космическом послании не будет информации “в готовом виде” и “чтение” этой информации дело не более простое, чем получение ее своими силами. Как будет видно ниже, к похожим выводам нас также приведет анализ характера информации культурного поля.

Мы пока молчаливо предполагали, что космические передачи в принципе могут быть дешифрованы и поняты. Но могут ли действительно быть дешифрованы и поняты космические передачи? Да или нет? Из модели культурного поля и представления об экзобанках знаний следует, что вопрос, по существу, неверно поставлен. Расшифровка информации экзобанка знаний не может быть действием, занимающем какое-то фиксированное время, после окончания которого можно будет сказать, что вот, информация расшифрована, или, наоборот, нет, информацию дешифровать и понять не удается.

В виду огромного количества и разнообразия информации, содержащейся в в экзобанке, он должен иметь иерархическую и разнородную структуру. В том числе, для передачи разных частей экзобанка могут быть использованы разные физические каналы связи: радиоканалы с разными частотами и разными ширинами полос, разнообразные оптические каналы связи, может быть что-то еще совсем неизвестное. Может быть, для того, чтобы попасть на ближайший узконаправленный луч, придется запускать дальний космический зонд. Что-то напоминающее древовидную структуру каталогов на жестком диске, да еще с многочисленными отсылками на внешние носители информации. Следует ожидать, что в экзобанке будет корневое сообщение, содержащее сигнал привлечения внимания и инструкцию по дальнейшему поиску информации. Или несколько таких разных корневых сообщений, вроде крупных корневых сайтов в интернете. Эта часть экзобанка наверняка должна легко дешифровываться (например, на основе конвергенции к естественно-научным или математическим понятиям, как это уже упоминолось выше).

Но при дальнейшем продвижении вглубь экзобанка трудности встретятся наверняка. Здесь надо вспомнить работы Б. Н. Пановкина о трудности взаимопонимания различных космических цивилизаций. Б. Н. Пановкин ставил задачу о взаимопонимании как задачу об установлении соответствия между системами понятий этих цивилизаций (тезаурусами), и показал, что эта задача, вообще говоря, не является алгоритмически разрешимой, то есть ее не сможет решить ни один конечный автомат [42]. Этот результат совершенно правильный, но он вовсе не означает, что информация экзобанка знаний будет вообще недоступна для понимания. Дело в том, что ни отдельное разумное существо, ни, тем более, коллективный разум цивилизации не является конечным автоматом [43]. На начальном этапе изучения материалов экзобанка соответствие между тезаурусами различных разумов может вообще отсутствовать (кроме очень узкой области конвергенции к простым математическим или естественно-научным понятиям), но такое соответствие может выстраиваться постепенно по мере изучения экзобанка, причем этот процесс будет носить существенно неалгоритмический характер. Разуму доступно то, что недоступно конечному автомату. Можно пояснить эту мысль следующей аналогией.

Когда человек приступал к изучению природы, он ни в малейшей степени не обладал тезаурусом, достаточным для ее понимания. Понятия квантованного поля и римановой геометрии не были известны ни пещерному человеку, ни даже древнему греку. Однако сейчас такая система понятий у человечества есть, можно сказать что человек устанавливает “взаимопонимание” с природой. Откуда же взялась эта система понятий? Это стало возможным благодаря научному циклу, который идет через последовательность создания и испытания концептуальных моделей. Модели, не выдерживающие проверку экспериментом, отбрасываются, согласующиеся с наблюдениями принимаются, и составляют основу тезауруса, необходимого для описания природы. Это есть не что иное, как механизм естественного отбора. В этой последовательности неалгоритмизуемым элементом является порождение новых моделей. Новые модели возникают в результате акта озарения: никаким алгоритмом невозможно описать, как Ньютон догадался, что причина падения яблока и движения Луны вокруг Земли одна и та же. Акт озарения является аналогом мутации в биологической эволюции, но, в отличие от мутации, является не совсем случайным. Система понятий науки не является окончательной, она постоянно уточняется и время от времени подвергается существенному пересмотру. Это не мешает нам считать, что мы приближаемся к пониманию природы. И именно таков может быть характер проникновения в экзобанк знаний. После анализа некоторых материалов экзобанка предлагаются модели, дающие их интерпретацию, построенные модели проверяются на других материалах экзобанка на предмет самосогласованности и т. д. Постепенно складывается модель того разума, или той разумной цивилизации, которая является источником информации, и вместе с тем формируется соответствующий модельный тезаурус. Вряд ли такую модель тезауруса хоть когда-нибудь можно будет считать совершенно окончательной. Понимание экзобанка знаний достигается в рамках гносеологии моделей, а не в рамках гносеологии истины.

Изучение экзобанка должно быть сложным итеративным процессом, не имеющим фиксированного окончания во времени, и напоминающим в основных чертах исследование природы научным методом. Процесс понимания экзобанков знаний, поэтому, можно назвать экзонаукой. Экзонаука может стать тем альтернативным источником информации для реализации функции познания, который качественно отличен от традиционной эмпирической науки и различных внеэмпирических методов познания. Можно, конечно, сказать, что экзонаука - это продолжение обычной науки. Формально это так и есть. Но экзонаука имеет предмет столь отличный от традиционной науки, что правильнее ее рассматривать как отдельный самостоятельный и качественно новый тип познания. Общая экзонаука, в частности, должна включать в себя частные экзонауки вроде сравнительной экзобиологии, сравнительной экзоистории, сравнительной экзолингвистики (что особенно важно для чтения экзобанка данных) а так же экзонауки, не имеющие аналога в традиционной науке, например изучающие разные аспекты глобальной структуры и динамики галактического культурного поля.

Здесь уместно ответить на часто задаваемый вопрос: А не может ли знание, полученное в “готовом виде” из космических передач очень высокоразвитых цивилизаций, быть опасным для менее развитых? В том смысле, что это позволит им избежать трудностей самостоятельного получения этого знания, а вместе с тем будут упущены все возможности получения побочных результатов, которые часто бывают более важны, чем декларируемая цель исследований. Ответ на этот вопрос в свете представлений об экзонауке и экзобанках знаний почти очевиден. Никакого знания “в готовом виде” в космических передачах найти не удастся. Получение этого знания будет представлять собой тяжелейший труд, который будет иметь побочных результатов не меньше, чем обычные научные исследования.

Подчеркнем, что содержимое знаний, которые сможет дать экзонаука, менее важно, чем сама возможность организовать длительный процесс получения этих знаний вместе со всеми побочными результатами, связанными с этим процессом. Процесс экзонаучного познания может растянуться на многие тысячи лет. Но ведь именно это и требуется от экзобанков знаний других космических цивилизаций для поддержки функции познания разума.

Не достигнет ли экзонаучное познание предела, подобно тому, как это может произойти с обычной наукой? Ведь количество информации в галактическом культурном поле конечно? Для ответа на этот вопрос надо понимать, что культурное поле не является просто суммой информации о многих отдельных цивилизациях. Это сложная система, совершающая свою собственную эволюцию. Ведущую роль в этой эволюции играет взаимное влияние цивилизаций друг на друга через культурное поле, то есть количество информации в поле определяется не только количеством цивилизаций, давших в него вклад, но и количеством и сложностью связей между цивилизациями. Так как связи могут быть не только парными, то количество связей будет расти с ростом количества цивилизаций, давших вклад в культурное поле, экспоненциально. Поэтому предметом исследования будет не стационарный объект, а объект, сложность которого растет экспоненциально во времени. Соответственно, познание такого объекта не войдет в насыщение из-за исчерпания самого объекта.

Однако, мы опять получаем растущую во времени экспоненту, теперь уже для сложности галактического культурного поля. Как и любой экспоненциальный рост, он рано или поздно должен оборваться. Так что, видимо, и галактическое культурное поле должно пройти через кризисную фазу в своем развитии (а может быть, уже прошло?). Однако для галактического культурного поля постоянная времени экспоненциального роста может быть космологически большой, что дает возможность здесь не углубляться в этот вопрос. Обсуждение характера кризисов галактического поля и путей их преодоления выходит за рамки обсуждения.

«Кризис планетарного цикла Универсальной истории и возможная роль программы SETI в посткризисном развитии»,
страницы: 1 2 3 4

10 Декабрь 2006 | комментариев: 11 |
Подписаться на сообщения RSS 2.0

Опубликовано в разделах: Библиотека, эволюционизм, постсоциум