«От эмоций к сознанию»,
страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9

Единая концепция сознания и эмоций

Первый из семи грехов

В настоящее время все больше авторов разделяет позицию, согласно которой традиционное рассмотрение когнитивных и эмоциональных характеристик поведения индивида как отдельных функций и процессов и, связанное с этим рассмотрением, раздельное изучение С и Э неадекватно (см., например, обзор Glazer, 2000). Дэвидсон (Davidson R.J., 2003) относит «локализацию» эмоционального и когнитивного в разных структурах мозга к первому из «семи грехов», совершаемых при исследовании соответствующей проблематики.

Для отечественной психологии подобная позиция не нова. “Бунт против картезианства” – основы и символа западного научного мышления – состоялся именно в России, породив … “взгляд на вещи, основными атрибутами которого служат неразделение мысли и действия, когнитивного и эмоционального…” (Gavin, Blakely, 1976, p. 101, 17; цит по Юревич, 2001, с. 303-304). Так, Л.С. Выготский (1956) утверждал, что разделение аффекта и когнитивных процессов является одним из серьезных недостатков традиционной психологии.

В то же время превалирующим остается дизъюнктивный подход (даже в концептуальных схемах его критиков – см. ниже), предполагающий существование разных специализаций исследователей, разных лабораторий, разных журналов и конференций, задача которых – разработка представлений о психологических, физиологических, и пр. (например, биофизических - Hameroff et al., 2002) «механизмах» когнитивных процессов, С и Э.

Дизъюнктивный подход в эксплицитной или имплицитной формах включает следующие положения:

а) существуют специфические, гетерогенные, можно даже сказать – полярные когнитивные и аффективные психические процессы: «лед» и «пламень», соответственно;

б) протекание этих процессов обеспечивается активностью разных структур мозга (или частей одной структуры) и разных нейронов;

в) будучи отдельными механизмами, «устройствами», «субсистемами», входящими в состав целостной «машины» организма, когнитивные и аффективные процессы могут «влиять» друг на друга, «проникать» друг в друга, «взаимодействовать», «согласовываться» друг с другом, «порождать» друг друга, и т.п. Так утверждается, например, что связи, существующие между лимбической системой и префронтальной корой, являются материальной основой взаимодействия между С и Э (Changeux, Dehaene, 1989).

Названные положения дизъюнктивного подхода хорошо соответствуют традиционным для картезианства локализационизму и редукционизму (см. в Александров, 1989, 2004; Анохин, 1975, 1980; Швырков, 1978, 1995) и вписываются в аристотелевскую логику, оперирующую оппозиционными парами, такими как «земной – небесный», «нормальный – патологический», «когнитивный – аффективный» и т.п. Много лет назад К. Левин (1935/1990) утверждал, что в психологии наблюдается переход от аристотетелевской к галилеевской понятийной структуре, в рамках которой группирование в оппозиционные пары заменяется группированием с помощью серийных понятий. Но во многих случаях, в особенности там, где психология осуществляет контакт с нейронауками, продолжающими оперировать представлениями о специфических функциях (сенсорных, моторных, активационных, мотивационных, когнитивных, эмоциональных и т.д.), отправляемых отдельными специальными структурами, этот переход если и осуществляется, то, главным образом, на декларативном уровне.

С других методологических позиций на эту ситуацию обращал внимание С.Л. Рубинштейн. Он отмечал, что психологи «часто говорят о единстве эмоций, аффекта и интеллекта, полагая, что этим преодолевают … точку зрения, расчленяющую психологию на отдельные элементы, или функции. Между тем подобными формулировками исследователь лишь подчеркивает зависимость от идей, которые стремится преодолеть» (Рубинштейн, 1989, с. 153). Действительно, и теперь многие, критикуя дизъюнктивный подход, обсуждают влияние когнитивных и эмоциональных «частей», «составляющих», и пр. друг на друга (см. выше «в»). В то же время, как подчеркивал С.Л. Рубинштейн, различение интеллектуальных и эмоциональных процессов, не предполагающее никакого дизъюнктивного деления, возможно (Рубинштейн, 1973, с. 97).

Я полагаю, что последовательный недизъюнктивный подход (Брушлинский, 2003) к пониманию С и Э разработан в системной психофизиологии и это – ЕСЭ (Александров, 1995; Alexandrov, 1999, 1999a).

Выше использовались термины «сознание», «когнитивный», «эмоции» и др. Поскольку в литературе не существует общепринятого их понимания, необходимо предварить изложение основных положений ЕСЭ, тем, как понимается соотношение между данными терминами в рамках этой концепции.

Когниция: сознание и эмоции

Понимание термина «когнитивный» варьирует от использования данного термина просто в качестве рубрики, объединяющей перечисление разнообразных функций и процессов (таких как память, мышление, решение проблем и мн. др.), до применения его для обозначения тех или иных целостных приспособительных действий индивида. Слово «сознание» также используется авторам в самых разнообразных значениях и связывается в их работах с самыми разными феноменами (Block, 1995). Разные значения придаются и термину «эмоция» (см. в (Delgado, 1966; de Sousa, 2003).

К позиции развиваемого здесь подхода наиболее близко понимание cognition как процесса активного взаимодействия со средой, порождающего знания в качестве средств достижения целей, или, в более широком смысле, как эффективного действия, которое позволяет индивиду продолжить свое существование в окружающей среде (Maturana, Varela, 1987). При этом познавать – значит учиться индивидуальным актам или кооперативным взаимодействиям (Maturana, 1970). Имея в виду содержание ЕСЭ (см. ниже), замечу, что основная когнитивная функция связывается некоторыми авторами с организацией и дифференциацией двух основных классов актов: приближения (approach) и избегания (avoidance) (Lewica, 1988).

В рамках такого понимания оказывается, что понятие когнитивного более широкое, чем С и Э и что последние могут характеризовать определенные стороны когнитивного процесса. Такому рассмотрению противоречит традиционное противопоставление когнитивного и эмоционального, а также и подход к C and E не как к разным аспектам когнитивного, а как к рядоположенным с когнитивным сущностям. Но с подобным рассмотрением согласуется обоснование необходимости формирования области когнитивной нейронауки, направленной на изучение С (cognitive neuroscience of С; Dehaene, Naccache, 2001). В соответствии с только что приведенным рассмотрением соотношения когнитивного, С и Э (но не с сутью ЕСЭ) находятся и представления целого ряда авторов, осуществляющих «когнитивный подход» (Frijda, 1987) к Э. Они описывают Э через «когнитивные структуры» (Frijda, 1987), рассматривают Э как происходящую из комбинации эраузола и когнитивных процессов (Schachter, 1964) или как разновидность когнитивного процесса (Solomon, 1976) , считают, что Э – вид перцепции, что у Э имеется «когнитивный аспект» (de Sousa,2003; Smith, Ellsworth, 1985), «когнитивные функции» (Oatley, Johnson-Laird, 1987) и что Э несут информацию, используемую в принятии решения (Clore et al., 1994; Schwarz, 1990), причем обеспечение информацией относится к основным функциям Э (Raghunathan, Pham, 1999). Дамазио обосновывает представление о том, что Э являются базовым механизмом принятия решения, с помощью которого индивид совершает опознание без вовлечения С (Damasio, 1998, 2000). При этом «приятность – неприятность» - одна из главных шкал когнитивной оценки (Smith, Ellsworth, 1985). В то же время подчеркивается, что когнитивная оценка – интегральная составляющая всех Э (Lazarus, 1982).

Ниже будет дано определение C и Э, ограничивающее область рассмотрения проблемы С и Э, в которой применима предлагаемая концепция. Здесь же остается лишь добавить, что правомерность выделения в качестве пары именно С и Э не только вытекает из приведенного выше рассмотрения когнитивного, но и согласуется с пониманием С и Э, имеющимся у ряда других авторов. Э рассматривается как антагонист рациональности и разума (rationality, reason; Averill, 1980; Davidson, 2000; Delgado, 1966; Dolan, 2002; Lazarus, 1982; de Sousa, 2003). При этом в качестве отличительных признаков С указывается как раз reason и rationality (Block, 1995).

Поток сознания

Анализ работ многих авторов (Иваницкий, 1999; Edelman, 1989; Gray, 1995; John et al., 1997; и др.) приводят к заключению о том, что наиболее общим для них является вывод о связи С с процессами сличения характеристик текущих изменений среды и организма с характеристиками сформированных моделей, параметров ожидаемых и реальных стимулов. Предлагаемое в настоящей концепции понимание С в принципе не противоречит этому выводу. Однако существует серьезное препятствие на пути использование теоретических представлений, которые стоят за этим выводом, для разработки системного понимания С.

Это препятствие состоит в том, что подавляющее большинство авторов в развитии своих представлений основываются на положениях более или менее модернизированного подхода «стимул-реакция». А данный подход неизменно приводит их к тому пониманию С, основную идею которого D.C. Dennett (1993) очень точно определил как идею «картезианского театра». В соответствии с ней считается, что «перцептивные системы посылают «входную» информацию к центральной мыслящей арене, которая посылает «приказы» периферическим системам, управляющим движениями тела. Подобные модели … базируются на предположении, что … существует картезианский театр – место, в котором «вся информация суммируется» и возникает сознание.» В соответствии с идеей картезианского театра считается, например, что для того, чтобы сенсорная информация, обрабатываемая в соответствующей структуре, могла быть осознана, эта структура должна иметь морфологические связи с областями мозга необходимыми для продуцирования С (Rolls, 1999). «Хотя эта идея неверна, - заключает Dennett, - картезианский театр будет и дальше преследовать нас, если мы не предложим альтернативу, прочно связанную с экспериментальной научной базой» (Dennett, 1993, рр. 39, 227). Я считаю, что ЕСЭ, связанная с экспериментальной базой теории функциональных систем и системной психофизиологии, может рассматриваться как подобная альтернатива.

Имея в виду сказанное выше о системной структуре поведенческого континуума, можно полагать, что с этих позиций рассматриваемые в литературе в качестве механизмов С процессы «сличения ожидаемых и реальных параметров» имеют место на всем протяжении поведенческого континуума: как во время реализации поведенческого акта, так и при его завершении. Причем предвидятся и сличаются параметры не стимулов, а результатов: конечного и этапных. С позиций такого подхода возможно сопоставление стадий развертывания поведенческого континуума с «потоком сознания» (James, 1890) и формулировка следующего определения. С может быть сопоставлено с оценкой субъектом этапных и конечного результатов своего поведения, осуществляемой, соответственно, в процессе реализации поведения (как «внешнего», так и «внутреннего») и при его завершении; эта оценка определяется содержанием субъективного опыта и ведет к его реорганизации. Оценка результатов собственного поведения, ведущая к реорганизации использованного опыта и формированию следующего поведения, может быть соотнесена с тем, что традиционно определяется как роль С в регуляции деятельности.

В рамках такого понимания и учитывая аргументированную позицию ряда авторов (Зинченко, Моргунов, 1994; Damasio, 2000; Dennet, 1993; Tulving, 1985; и мн.др.) о необходимости выделения уровней сознания, может быть дано следующее описание «потока сознания». Сличение реальных параметров этапных результатов с ожидаемыми во время реализации поведенческого акта соответствует Первому уровню сознания. Сличение реальных параметров конечного результата поведенческого акта с ожидаемыми (с целью) во время переходных процессов (от одного акта к другому) соответствует Второму (высшему) уровню сознания (Рис. 1). Сличение на первом и второму уровнях занимает разное время: на первом – меньшее.

Из сказанного следует, что изменения соотношения индивида и среды в поведении, связанные с оценкой конечных и этапных его результатов и сопоставимые с высоким и низким уровнями С, обеспечиваются разной организацией активности мозга. В экспериментах, совместных с Б.Н. Безденежных и А. А. Медынцевым мы сравнивали ЭЭГ=потенциалы у испытуемых, характеристики отчетных действий которых зависели от «осознаваемого» или не «осознаваемого» испытуемыми варьирования свойств среды. Выявлены различия параметров мозговой активности и характеристик отчетного действия в ситуациях «осознания» и «неосознания» (рис. 2). Обнаруженные различия, как предполагается, связаны, в том числе, со спецификой системных процессов при оценке разных этапных результатов, оказывающихся и не оказывающихся в сознании (ср. Леонтьев, 1946). Если это предположение справедливо, полученные данные могут быть рассмотрены как свидетельство в пользу представления о множественности уровней С, подразумевающего, что каждый из двух выделенных выше уровней С (первый и второй) объединяют группы различающихся уровней (рис. 1). ^[5]

В предлагаемых представлениях о C учитывается его субъективность, отношение сознания к сфере, описываемый с позиции первого лица (first person perspective) и, одновременно, используется феноменология, описываемая с позиции третьего лица. В нем учитывается также интенциональность С, его внутренняя диалогичность, коммуникативность, социальность, единство, темпоральность и наличие уровней (подробнее см. в Alexandrov 1999, 1999а).

«От эмоций к сознанию»,
страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9

13 Январь 2007 | комментариев: 2 |
Подписаться на сообщения RSS 2.0

Опубликовано в разделах: Библиотека, искусственный интеллект, биология